Дни Савелия

В следующем клипе действовала девушка. Она, конечно, не могла знать предыдущую историю, но вела себя так, словно держала ответ перед тем самым парнем с цепью. Она полулежала на кровати в раскованной позе. Пыталась набрать номер на телефоне, но длиннющие ногти мешали ей это сделать. Тогда она выбрасывала телефон прочь и сжимала ладонями завитую голову. Телефон медленно летел в стену и разбивался на мелкие осколки, которые волшебным образом замирали в воздухе. Тогда девушка поднималась с постели и брала один осколок в руки. Разглядывала его, и оказывалось (о чудо!), что этот осколок сообщал ей какое-то теплое воспоминание о прошлой жизни с любимым. Вот они несутся вприпрыжку на фоне Эйфелевой башни. Девушка держит в руках оранжевый кленовый лист (хотя деревья вокруг едва покрылись салатовыми первоцветами). На голове у нее берет, а на шее возлюбленного поэтически болтается клетчатый шарф. Они кружатся, взявшись за руки. Камера показывает то ее лицо, то его. А неподалеку их тайком запечатлевает местный художник. Наверное, гений. У него дремучая седая борода, рубаха с широкими буфами, и цвета на его палитре не смешаны, а размечены нетронутыми кружками. А молодым нет дела до целого мира…

Но вот через другой осколок героиня видит Африку. Сафари. Красная почва в трещинах. Он и она катаются по саванне в открытом кузове джипа. Жизнерадостная беднота танцует по обочинам. Дорога ухабиста и вертлява. Джип качает из стороны в сторону. Она одной рукой придерживает пробковый шлем, другой вцепилась в любимого. И они смеются, смеются… Но вот он замечает в тени огромного развесистого дерева носорожицу с детенышами. Он бьет по кабине кулаком. Джип тормозит, и он берет зверя на прицел… но она умоляюще смотрит в его глаза и мотает головой. Вообще-то он не привык считаться ни с чьим мнением, тем более с женским. Он суров и в меру кровожаден. Таков закон природы, не он его выдумал, отвечает он ей взглядом. Но только она может растопить его подернутое ледяной корочкой сердце. Мать с детенышами спасена. А влюбленные уже плещутся нагишом под струями водопада. Она стоит к камере в профиль, и отблески солнца мешают разглядеть то, что так хочется разглядеть. Им очень хорошо… Третьей картины почему-то не последовало, и девушка снова оказывается на кровати. Она еще что-то пытается сказать, но вдруг, исчерпав вербальные возможности, пускается в пляс, и к ней присоединяются откуда ни возьмись появившиеся подружки. И у них тоже были очень грустные лица, но все-таки они танцуют… потому что… потому что они подружки. И каждая подружка тоже могла бы рассказать свою печальную историю, но, к сожалению, главная роль в этом клипе была отведена не ей.

У этих же ребят в парке музыка была хмурая. Она никакой истории не рассказывала. Она трещала заводским речитативом. Она гудела низким индустриальным басом. Аскар работал в отдалении, но пристально за ребятами наблюдал и даже пытался повторить некоторые их движения. Ему казалось, что этот танец — какой-то выдуманный язык, никому, кроме самих ребят, не понятный. Язык, на котором они между собой общаются взамен обычной речи. Недаром они так мало друг с другом разговаривают. Это было совсем не похоже на то, как парни и девушки живут в Кичи-Джаргылчак. Да что там, даже в Бишкеке такой молодежи Аскар не встречал. Хотя сам он был одних с ними лет. И тут и там у молодых людей было очень много свободного времени. Но если в Кыргызстане маялись бездельем только оттого, что совсем не было работы, то здесь работы было полно, но молодежь почему-то от нее бежала. И это тоже ему нравилось. Их безделье было совсем другим. Они ничем не занимались, как будто знали что-то наперед про эту жизнь; как будто где-то там в отдалении их что-то поджидает, а сейчас им просто не хочется зря растрачивать силы. В них была уверенность.

Несколько раз Аскар обращал внимание в толпе на киргизских девушек. Все они были обрусевшие и, поймав его взгляд, сразу отворачивались. Аскар, конечно, догадывался почему, но про себя не мог не осудить их за пренебрежение к землякам. Потом он стал замечать, что и сам захотел измениться. И сразу понял, почему старики на его родине так не любят, когда молодые киргизы уезжают в Россию.