Дни Стужи (СИ)

Услышав ответ, сделался любезен и предупредителен, открыл калитку и склонился в вежливом поклоне.

У крыльца уже ждал, приплясывая на морозе, Акимыч.

— Принесли! Принесли, родимые! Не зря я в вас верил! Вы проходите, я сейчас Петра Фаддеича приглашу, сейчас он спустится! Приказали вас в гостиной принимать!

Гостиная оказалась на удивление небольшой и уютной, без обязательных для купеческих домов горок с хрусталями и старинными тонкостенными бокалами. Дюжий купчина в синем сюртуке и расстегнутой до середины груди белой рубахе ворвался в гостиную. Крепко пожал руки магам и хищно навис над коробкой:

— Ага! Оно! И это оно! — торжествующе басил он, бережно перебирая толстыми пальцами выцветшие конверты, в которых покачивались большие черные кругляши.

— Акимыч, а ну подключи мой ящик к электрической машинке! — скомандовал хозяин дома, доставая один из кругляшей.

Бережно придерживая его за тонкие боковины, он положил диск на верхнюю крышку какого-то аппарата, стоявшего на низеньком боковом столике, и опустил сверху изогнутый рычаг. Раздалось тихое потрескивание, а потом странный, не то детский, не то женский голос запел:

— Облака-а, белогривые лоша-адки,

Облака-а, что вы мчитесь без оглядки!

Купец умильно смотрел на ящик, из которого доносилось пение, и задумчиво поглаживал густую бороду.

— Бабушка мне эту песенку пела. Рассказывала, что в доме у них такие вот штуки были, пластинки называются. Я и решил — расшибусь, а доченьке своей такой подарок на Новый год сделаю!

— П-подарок?! — не то всхлипнул, не то взрыкнул Стас и сделал шаг к купцу.

А тот, забыв обо всем, рылся в коробке, бормоча: — А вот это, это я Маришеньке как раз на Новый год и заведу!

Иван с Акимычем осторожно выдавливали из дверей Хромого, задушенно шипевшего что-то неразборчивое.

— Привезу, сам кофий вам и привезу. И табачок привезу, завтра же поутру! — увещевал приказчик Стаса. Иван лишь молча сопел, упершись пятерней в широкую грудь товарища.

__***__

— Вань, а все же, как ты ее? Ведь на Каблучках несколько очень крепких вязальщиков выгорело, — Стас отхлебнул из высокой кружки, аккуратно поставил ее на стол и с интересом посмотрел на напарника.

Тот уже несколько минут гипнотизировал рюмку, полную прозрачно-голубоватой настойки. Наконец, резко опрокинул содержимое рюмки в рот, глотнул, замер, прислушиваясь, длинно выдохнул.

Его отпускало.

Стас терпеливо ждал ответа.

— Понимаешь, чтобы нащупать ту точку, которую можно расшатать, развязать узел, скрепляющий все части любого существа вместе, надо очень четко представлять, что это может быть. А когда найдешь — знать, как использовать. Короче — с одной стороны, очень крепко верить, всей душой верить в то, что ты в этой твари нащупал, а с другой, очень жестоко и хладнокровно использовать. Вот такие вот высокие слова.

— И что ты в этой нежити нащупал?

— Любовь, Стас, — пожал плечами Иван, — она же была когда-то молодой женщиной. В сумке у нее, ты заметил? — лежала какая-то плюшевая игрушка, медвежонок вроде… Кого-то она да любила.

Иван нацедил очередную порцию из пузатого графинчика, поднял рюмку, покрутил, любуясь бликами света, и залпом опрокинул.

Выдохнул, со значением потрясая указательным пальцем:

— Любовь, Стас. Как всегда, любовь.

Сидели долго и душевно. В какой-то момент за столом образовался Могамба со своими двумя племянничками, размером со шкаф, ввалился с мороза Славик Ивешин и полез обниматься с криком, “эк вам фартануло, за такое надо выпить”!

Откуда об их походе узнал Славик, даже спрашивать не стали, Славик знал все и обо всех, а если не знал, то нес ахинею с таким уверенным видом, что всё равно верили.

Потом кто-то из племянников Могамбы долго и нудно ссорился со Славиком, и уже начинал привставать из-за стола. Иван бережно взял Славика, его шубу и трость, посапывая сунул оплывающего Славика в шубу, сунул в руки трость и осторожным пинком направил в сторону выхода. Охрана привычно приняла Славика и вывела наружу. Могамбов племянник все не унимался, Стас вопросительно посмотрел на Могамбу, тот лишь пожал плечами. Уставший Стас коротко ткнул племянника кулаком в лоб, и здоровяк уснул, привалившись к стенке. Увидев такое, решил воздвигнуться второй, но Стас укоризненно покачал головой, и “племянничек” тихо сел обратно.

— Устал я что-то от этого всего, — вальяжно произнёс Иван, оглядывая зал, — скучно мне стало. — А идём, навестим Стеклянного Деда, — оживился Стас.

Друг молча хлопнул его по плечу, и они засобирались. Заказ “сладкого там всякого, чтоб хорошее, копчёненькое, но чтоб не сильно, фруктов — сам сообрази, ладно, и попить… Да, шипучку там какую-нибудь, чтоб ничего крепкого!” официант принес стремительно, и упаковал, как надо, в крепкую плетёную корзину с крышкой.

На извозчике отправились к деду Харитону по прозвищу Стеклянный Дед.