– Проходите, вас проводят, – сделал приглашающий жест Сергий, дождался, когда за гостями закроется дверь, и подозвал одного из иноков. – Стрелой к порубежникам. Передай, что я прошу приехать как можно скорее, и скажи: отец Сергий просит поставить под ружье всех. Не сегодня завтра придется повоевать. Всерьез повоевать.
Молча поклонившись, инок исчез.
– Идемте, чада, готовиться будем.
– К чему, отец? – зачем-то спросил Стас. Он и так понимал, но вопрос вырвался сам собой.
– К битве, чадо, к битве со злом, – похлопал его по груди Сергий.
Собрались в том же зале, что и ночью. Карта все еще лежала на столе, и Сергий развернул ее так, чтобы было видно всем.
Посмотрел исподлобья на Шамана.
– И к чему этот спектакль? – он говорил с Шаманом, как со старым знакомым, так что Иван сделал себе зарубочку. Очень интересно, что и когда свело их вместе и что Якут для Приказа делал. Конечно же, были у Якута и Сергия общие дела – в этом Иван не сомневался.
– Время дорого. Надо было сразу к тебе, – отозвался Якут. Смотрел он при этом почему-то на Ивана. Увидел, что тот поймал его взгляд, и улыбнулся.
– Думаешь, это оно? – спросил монах.
– Не думаю. Знаю, – ответил Якут.
Сергий как-то сжался и словно бы усох и постарел. Жестче сделались морщины вокруг носа и глаз. Пусть на миг, но дрогнула рука на простом деревянном посохе, и только сейчас Стас понял, насколько стар этот человек. И сколько ему приходится нести на старых, хоть и мощных до сих пор плечах.
– Он идет из мира в мир, и ведет его дитя. Невинное дитя приводит Его и дает руку, ведя в мир. И Он пожирает дитя и близких его, и растет, заполняя мир собой и покоряя его, пока не станет мир Единым и не будет исполнять волю Его. И, заполнив мир, оставляет его слугам своим, и срывает его с Древа Мироздания, словно гнилой плод, и бросает в Черную Кладку, где, подобные мерзкой икре древнего чудовища, копятся, источая в Великое Пространство смрад, покоренные Им миры. Те миры полны жизни, которая хуже всякой смерти, и не жизни уже, а непрерывного ужаса, из которого нельзя сбежать в другие миры и рождения.
Якут говорил нараспев, полуприкрыв глаза. Он был словно не здесь, в зале осталось только его тело, а сам он ушел туда, где рождались эти жуткие слова.
– И увидев, что полна Черная Кладка и переродились миры Его, прорвет Пришедший пелену, что удерживает те миры, и бросит неисчислимые полчища слуг своих и рабов своих, для которых нет уже ни жизни, ни смерти, а лишь воля Его, и пройдут они по Великому Пространству, срубая Древа Мирозданий, и разрушат они Звездный Тракт, что соединяет Древа, – голос Ниулы был густым, тягучим, от него перехватывало дыхание. Она говорила без всякого акцента, но отчего-то слова ее звучали так, будто всю жизнь девушка разговаривала на каком-то другом, очень древнем языке, и сейчас пыталась передать древние звуки и смыслы словами куда более молодых и глупых еще существ.
Ниула замолчала.
Наступила тишина.
– Впервые я слышу пророчество в таком полном виде, – слова Сергия тяжело падали в тишину, – хотя слышал его не раз от тех, кто умеет слушать то, что другим неведомо. Думаешь, это Его хотят воплотить здесь?
Якут стоял, перекатываясь с пятки на носок.
– Это ты услышал, монах. – Он снова заговорил, прикрыв глаза: – И там, где будет Он, будет стужа, будет холод, и не сможет человек вздохнуть, ибо замерзнет дыхание в теле его и льдом обратится кровь в жилах его. Они уже здесь, монах.
Сергий молчал и смотрел в лицо Якуту. Заговорил осторожно, словно нащупывая каждое слово:
– Мы собирали это пророчество много лет. Искали его обрывки повсюду. Расспрашивали и тебя. Помнишь, когда ты вернулся из волжских степей? Сегодня ты говоришь много больше. Гораздо яснее. И от этого сердце мое неспокойно. Кто же ты, знающий столько, но молчавший все эти годы?
Шаман выдержал взгляд. Смотрел спокойно, как человек, совесть которого чиста перед силами всех миров.
– Я твой друг. И его, – он указал на Ивана. – И твой, – кивнул он Стасу. – Все мы хотим одного. Чтобы Гость не воплотился. Поэтому мы здесь.
Пророчества, гибель Мировых Древ… Звездный Тракт… Иван мотнул головой. Голова кружилась, неясные видения, которые лишь изредка мелькали перед ним в шаманских путешествиях, обретали имена и от этого проступали яснее. И от такой картины замирало сердце. Но негоже пускать эмоции в разгул.
Он откашлялся и сказал:
– Время. Вы говорили о том, что времени почти нет. Скажите нам, что делать?
Сергий встряхнулся, словно сбрасывая с себя чары. А Ниула, которая замолчала, произнеся последнее слово пророчества, лишь глядела на него темными глазами и улыбалась едва заметной, чуть кривоватой, похожей на ухмылку, улыбкой. И от этого было очень не по себе.
Тяжело опираясь на посох, монах встал.
– Время собирать верных.
В дверь резко и коротко постучали.
Старшой слушал молча.
Его не удивило присутствие Якута и Ниулы. Стаса с Иваном он просто сгреб в объятья, выдохнул: «Живы!» – и пошел к столу. Сергию коротко поклонился и, опершись руками о стол, уставился на карту.