Днище

– Егорушка, здравствуй, – сказала его сестра Настя, глядя на него светлыми глазами.

От неожиданности сигарета «Новость» выпала из открытого рта и Егор с трудом не последовал её примеру.

– Настя?!

– Узнал?

– Настя! Настюшка! Ты живая! Как же это, Настя? Я ж был на похоронах. Как же это?

– А ты посмотри внимательно, – сказала Настя и повернулась боком. За спиной у неё были два больших белых крыла, аккуратно сложенные.

– Ух ты! Ты что, привидение какое-то?

– Дурачок ты мой, братик любимый, разве крылья у привидений бывают? Я ангел.

– Ангел?

– Ну да. Вот, решила тебя навестить.

– Жалко, водка закончилась. А то б выпили.

– Ангелам это запрещено, Егорка. Только пиво.

– Так я щас мигом сгоняю, ты тут обожди, никуда не уходи.

– Егорка, давай лучше полетаем. Хочешь?

– Ага, полетаем. Как я, по-твоему, полетаю? Вниз?

– А ты оглянись.

Фисюн посмотрел через плечо назад и увидел, что у него из лопаток торчат точно такие же крылья, как у сестры. Он сделал усилие, и они расправились, так что в размахе получилось метра четыре.

– Ну, пойдём, – поманила Настя пальцем и шагнула к краю. Егор несмело ступил за ней, до сих пор не веря, что такое может случиться с военным в отставке. Ладно, если б он был генералом или хотя бы подполковником. Но с капитаном! Просто нонсенс.

Настя взяла его за руку и подвела к краю, как несмышлёного ребёнка.

– Ну, полетели, – она выпустила его руку и взмыла вверх, снова маня его к себе своим тоненьким изящным пальцем.

– А, ну его, попробую, – Егор ещё раз осмотрел крылья и шагнул с крыши, плотно зажмурившись. Когда он открыл глаза, то понял, что, вопреки ожиданиям не соблюдает законы притяжения, а летит вверх, как истребитель на учениях.

Глава 18

– Ну что, пнёшь или нет? – лукаво интересовался Сашка, так как оба варианта ответа были ему на руку. В случае согласия Пашки повторить предыдущий неудачный опыт станет ясно, на самом ли деле им удалось наконец-то найти настоящего дохляка. А в случае отказа можно было потратить несколько дней, со смаком чмыря ссыкливого друга.

– Хрен тебе, даун. Я чё, на дебила похож? Сам пинай, если такой герой.

– Что-то не хочется, мало ли, может он заразный. Короче, надо взрослым рассказать.

Придя к такому консенсусу, ребята побежали на доклад к Сашкиной маме, которая вызвала милицию, не вдаваясь в подробности.

– О, знакомый, – милиционер бережно наступил на руку лежавшего в форме звезды тела, – вставай, Фисюн, поехали на курорт.

Но Егор не хотел ни с кем общаться, сосредоточенно смотря в небо мутными стеклянными глазами. Милиционер пощупал пульс на его запястье, потом на шее.

– Готов. Скорую вызывайте, правосудие тут неуместно. Что-что, а трупов оживлять мы пока не умеем.

Егор, улетевший к этому времени далеко, уже не слышал, что делают с куском мяса, который даже на него не похож. Ни нимба, ни крыльев, только пропитая рожа и всё. Вечное заблуждение, согласно которому бывший приют мыслительного процесса принимают за человека. Над этой камерой хранения производят множество ненужных манипуляций и произносят столько же ненужных слов.

– Надо было пнуть, – сказал Сашка, обращаясь к Паше шёпотом, – ссыкло. Трупешника испугался, очконавт.

Паша, не особо сильный в словесных баталиях, высказал Сашке такой увесистый аргумент в виде подзатыльника, что попранная было справедливость снова вернулась в их отношения.

Эпилог

Часть 1

Прошло какое-то количество лет. Скажем, шесть. Вот уже год и два месяца, как Лёня Куц, погрузившийся в полную темноту из-за отказа от функционирования его последнего глаза, живёт в специальном месте для отверженных людей, у которых истёк срок гарантийного ремонта.

Он делит свою келью с кем-то, кого он, естественно, никогда не видел и увидит тоже не скоро. О присутствии соседа, который ни разу за всё время не пошевелился и не сказал ни слова, Куций догадывается по вони, исходящей с той стороны, где стоит кровать.

– Степановна, кактус опять обосрался! – кричит он сиделке, которая два раза в день убирает органическую массу, оставляемую прямо в постели.

– Чем орать, взял бы да убрал, а то только даром только хлеб жрёшь.

– Буду я за ним говно убирать, мне за это не платят.

– Ишь, не платят ему. А вот я тебе жрать не дам, так посмотрим, будешь или нет.

– Слышь, Степановна, ты это, не серчай. Я просто с детства самого брезгливый, не могу я до говна человеческого докасаться. А сослепу-то возьму и вляпаюсь. Тогда точно всё тут обблюю.

– Сиди уже, брезгливый он, лучше б ты водку пить брезговал до потери зрения, – и Степановна уходит дальше выполнять свою неинтересную однообразную работу.

Но если бы вдруг случилось чудо, и Лёня Куц увидел свет своими собственными глазами, то, глядя на своего соседа, утратившего классический человеческий облик, он бы не сразу узнал прыгуна, который обломал ему поминки дяди Толи. Годы проделали с телом Олега Гиппиуса такую работу, о которой вздыхал бы сам Роден.