Днище

Сам же владелец всего этого оставил себе только топор, которым планировал оборонять свою абсолютно пустую квартиру от любого вторжения. Однако, при взмахе рукой назад, топор дезертировал с топорища, предоставив тем самым Егора в распоряжение правоохранительных органов.

Взяли его быстро, и, согнув корпус параллельно полу, надели сзади на руки некрасивые браслеты далеко не ювелирной работы.

– Суки, отпустите, козлы, ай, руки, сволочи, падлы, – убеждал Фисюн своих конвоиров, пока они везли его, минуя отделение милиции, прямиком в место сбора людей с нестандартными взглядами на действительность.

Это было очередное яблоко, правда, не упавшее, а сорванное с дерева второго подъезда дома №12 по улице Безымянной. Этот самый подъезд каждый день покидал Пашка, чтобы зайти за своим лучшим другом Сашкой, проживающим в соседнем подъезде в квартире, которая находилась точно под квартирой Катковых.

Глава 15

Говорят, что в Гондурасе, на берегу какой-то там реки растут такие непроходимые джунгли, что даже змеи обползают их стороной, будучи не в силах пробраться через плотное сплетение ветвей. Все учёные мира считают это место самым непроходимым на земле.

Но если бы хоть один учёный удосужился познакомиться с человеком, которого зовут Григорий Терентьевич Способ, то этот учёный тут же стал бы нобелевским лауреатом в области открытия непроходимостей, если такая вообще существует. Тупость Григория Терентьевича была непроходимей знаменитых джунглей в два с половиной, а то и во все три раза. Но это, как часто бывает, компенсировалось золотыми руками, которые, казалось, делаю всё без ожидания команды, в обычных случаях поступающей от мозга.

Долгое время Григорий Терентьевич был вольной пташкой. Взмахами крылышек перебрасывая себя с место на место, он нигде долго не засиживался, а своего гнезда у него не было очень давно. Лет 20, а точнее 42 года назад, когда Гриша возвращался с завода к жене для того, чтобы жить вместе долго и счастливо, в горе и в радости, в богатстве и как обычно, с ним приключилась история, определившая его будущую биографию.

– О, Гришка, давай к нам, третьим будешь, – предложил ему Михаил, бывший коллега по цеху, ушедший в пожизненный отпуск из-за проблем со здоровьем, которые он ежедневно пытался урегулировать народными методами.

– Да я, ребята, к жене спешу, – попытался Гриша отбиться мелкой картой от Мишиного козыря.

Компаньон же Михаила по недобору компании сидел, безучастно глядя на происходящее. Казалось, его ничто не волнует, хотя должно, так как День Здоровья на сегодня не планировался. Загвоздка же была в сумме денег, с появлением третьего участника мероприятия обещавшей более благородные напитки, чем те, что продаются в аптеке.

– Гриша, дорогой ты мой человек, – не отступал шулер, готовясь достать из загашника козырей столько, сколько того требовала ситуация, – тут же дело пяти минут. По чуть-чуть и по домам. А?

– Дак, это, Нинка-то меня прибьёт, если учует посторонние запахи. У ней нюх, как у овчарки.

– А мы лука возьмём. Репчатого. Можем и зелёного, для витаминов.

– Ну…это…

– Соглашайся, раз-два и дома.

– Да оставь ты его в покое, Мишка, – раздался голос доселе аморфного соглядатая, который числился номером вторым, – он же подкаблучник.

– Кто подкаблучник?! Я?! – Гриша вздохнул, словно последний день женат, и, не желая навсегда расставаться с мужской гордостью в такой прекрасный вечер, сказал:

– Ладно, давайте.

Эти слова можно было впоследствии поместить на камень, установленный на могиле счастливой семейной жизни. А всё из-за закона Ньютона, который затерялся в его мемуарах и его никто не опубликовал, и уж тем более ему не было присвоено порядкового номера. Этот закон гласит: Одна бутылка, выпитая на троих в день получки хотя бы одного из участников, притягивает к себе как минимум ещё две поллитры, с последующей потерей документов и утренним пробуждением в трезвяке. Так и написал Ньютон своей собственной рукой: «в трезвяке».

А уж законы физики, в отличие от юридических, обойти невозможно. Да и сила, с которой тело притягивалось к земле, тоже не дала никому ни малейшего шанса.

Утром, ощущая все четыре угла своей квадратной головы, Гриша Способ рассчитался с формальностями и неуверенно направился на допрос с последующей экзекуцией в оклеенную дешёвыми обоями квартиру.

– Гришенька, родненький мой, вернулся, – встретила его Нина, словно он был солдат, пришедший с фронта живым и невредимым, – Господи, а я всю ночь плакала, думала, может тебя бандиты убили. Или ещё что. Всё, думаю, не увижу больше Гришку своего, любимого, – слёзы оставили на груди Гриши два пятна, как будто это были две медали за отвагу, продолжавшие неуместную аналогию.

–Ну, где ты был? Тебя побили?

– Ох, как побили, Нинка, и руками, и ногами, – в голове мелькнула мысль, что ведь может обойтись и без семейного трибунала, – и документы забрали, и получку всю, гады!

– Ой, надо ж в милицию бежать!

– Да я оттуда только. Приметы описал, пусть ловят козлов. Эх, денег жалко.

– Да чёрт с ними, с деньгами. Главное, живой!