Христофоров-старший что-то неуверенно говорит ему, в общем шуме его речь бесследно теряется, зато прекрасно слышны слова Христофорова-младшего:
– Все, папаша, теперь не отвертишься! – Он торжествующе хохочет и хлопает Игоря по плечу, притискивает его к себе, трясет и гладит по спине.
Христофоров-старший поднимает руки – всё, сдался! – и обнимает сына. Они что-то шепчут друг другу, и у Игоря, лицо которого я хорошо вижу, блестящие мокрые глаза.
Камеры хищно рыскают вокруг них, и я понимаю, что пора пустить в ход молоток и навести порядок в зале суда.
Порядок в жизни отца и сына Христофоровых, похоже, уже восстановлен.
– Ух, как это было!
Мы теснимся у нас на кухне. Я и Сашка сидим за столом, а Натка красуется на видном месте у плиты, где снова варятся вареники – мы налепили их с запасом. Нам с дочкой приходиться подбирать ноги, чтобы Натка по ним не потопталась: она в лицах изображает происходившее в суде.
– А молодец этот младший, – одобряет сестрица Андрея Христофорова. – Другой бы на его месте убился от разочарования, только представьте, какие денжищи от него уплыли! Меня бы, наверное, разорвало на тысячу кусочков!
– Вот ужас-то, ты и вся целая, одним куском, многовато места занимаешь, – ворчит Сашка, но видно, что она довольна.
У нас получается что-то вроде девичника для своих, родных. Уютные такие посиделки с хиханьками и сплетнями.
– Игорь, по-моему, сначала чуть не расплакался от огорчения, что Андрей не сын Гуреева, – продолжает Натка. – А потом все-таки расплакался от радости, что Андрей его сын. А журналисты явно ждали, что теперь Христофоровы уйдут, поджав хвосты, а они такие – фиг вам! И снова сели!
Натка показывает, как Христофоровы сели, сгибая колени и горделиво оглядываясь вокруг.
– И Андрей такой громко: «А давайте продолжим? Мы тоже хотим узнать, кому достанутся деньги не моего отца!»
– Серьезно, мам? Он так и сказал? – Сашка смеется и дергает меня за рукав. – Нет, а ты-то что? Почему у тебя в суде какой-то несостоявшийся наследник командовал, продолжать или не продолжать?
– А она растрогалась, – сдает меня с потрохами сестрица. – Нет, все-то видели – сидит Елена Владимировна такая суровая, бровки в ниточку, но я же знаю, когда она так морщит нос – когда пытается не разнюниться!
– Это действительно было очень трогательно, – оправдываюсь я.
– Ладно, а дальше что было? – торопит рассказчицу Сашка.
– А дальше выступила мадам из фонда…
– Француженка?
– Нет, наша, русская, но элегантная – жуть! – Натка задирает нос и проводит руками по бокам, вытягивая себя в струночку. – Такая тонкая, звонкая… И хи-итрая! Представь, она заранее подготовилась и до последнего ждала, чтобы представить выписку из медицинской карты Гуреева. А это была такая бомба!
– Какая? – Сашка устала от пантомимы, ей хочется уже все узнать и перейти к вареникам, поэтому вопрос она адресует мне.
– В возрасте девятнадцати Роберт Гуреев тяжело переболел скарлатиной. Для взрослых мужчин она весьма опасна, потому что нередко приводит к бесплодию, – осторожно объясняю я.
– То есть он вообще не мог иметь детей?! – изумляется Сашка.
– Ага, прикинь? – опять встревает Натка. – Мадам из фонда даже личного доктора Гуреева привела, прелестный такой дедулька, похож на профессора Преображенского. И он подтвердил, что – да, после девятнацати лет его пациент месье Гуреев уже не мог стать чьим-нибудь отцом!
– А какого ж тогда они это шоу устроили? – Сашка критикует действия французских адвокатов, объявивших поиск наследников.
– Во-первых, Гуреев мог успеть обзавестись ребенком и до девятнадцати, – отвечаю я.
– О, ты допускаешь такую возможность? – Дочь меня провоцирует. – А кто мне говорил – никакого секса, пока не получишь университетский диплом?
– Ты с ума сошла?! – шепчет мне Натка.
– Так, не путайте судью! – Атакованная с двух сторон, я повышаю голос. – Сейчас мы говорим о Гурееве и только о нем! Он был артистом, вел весьма… м-м-м… свободный образ жизни и теоретически мог стать отцом еще до своей скарлатины, это во-первых. А во-вторых, адвокаты просто обязаны были объявить поиск наследников, это такая норма, понимаете?
– Мы понимаем, что в итоге все досталось фонду. – Натка продолжает сокрушаться о чужих больших деньгах как о собственных.
– И это правильно, – киваю я.
– Ну да, потому что судья Кузнецова так решила!
– И потому, что так хотел сам Гуреев, – напоминаю я.
Месье Ришар ознакомил суд с еще одной записью из дневника Роберта Гуреева…