ДНК гения

О наследниках, которых у меня нет.

Так случилось, что у меня нет детей – перенесенная в юности болезнь лишила меня возможности стать отцом. Признаюсь честно, я никогда от этого не страдал и сейчас думаю, что судьба поступила мудро, не дав мне выбора. Я не стал бы хорошим отцом – или не состоялся бы как великий артист. Второе для меня неизмеримо важнее…

Однако жизнь коротка, и если искусство вечно, то те, кто служит ему, так же смертны, как другие люди. Все чаще я думаю о том, что оставлю потомкам. Не детям и внукам, не кровным родичам, а всей мировой культуре…

Звучит, конечно, пафосно.

Что ж, я скажу проще: что останется после меня?

Банковские счета, дома, квартиры и другое имущество, коллекции, которые я собирал, – все это имеет цену, и немалую, и все это не то, не то… По сути, это просто разные воплощения денег, которых у меня все же меньше, чем у какого-нибудь нувориша, торгующего нефтью. Если все измерять деньгами, то я оставлю миру меньше, чем любой богач из списка «Форбса».

Это обидно. Несправедливо, неправильно!

Но чем я лучше тех богачей? Мое творчество – мимолетность. Все то прекрасное, что я создаю, пока жив, исчезнет вместе со мной. Зафиксировать и удержать это невозможно, каковы бы ни были технические возможности записи видео и звука. Танцы на пленке – засушенные цветы в гербарии, мертвые бабочки на булавках: лишь тень былой прелести.

Так что же? Я, Роберт Гуреев, умру, моя слава потускнеет подобно старому серебру, и спустя какие-то десятки лет, когда уйдут и те, кто мне рукоплескал, сотрется сама память о том, кем я был и что делал?

Да. Так и будет.

И пусть. Мне досталось так много прижизненной славы, что на посмертную я уже не претендую. Однако надеюсь, что и после смерти смогу сделать вклад в искусство.

Вы, кто после моего ухода увидит эти строки, считайте их моей последней волей: пусть все, чем я располагаю, будет употреблено на пользу новых талантов. Ищите их! Растите, поддерживайте, помогайте встать на крыло и лететь, лететь… «Как пух от уст Эола»…

«Балетная школа имени Роберта Гуреева» – по-моему, это звучит достаточно просто и с достоинством.

Именно то, что нужно.

Говоров позвонил на следующий день.

– Привет! – весело сказал он. – Ну что, тебя можно поздравить?

– С чем? – не поняла я.

В Москве бушевала гроза – эпичная, прямо-таки булгаковская, и поздравить меня можно было разве что с отпавшей необходимостью мыть машину: можно было не сомневаться, что ливень вылижет ее дочиста.

К сожалению, эту скромную радость полностью гасила горечь потерь: во-первых, мои новые текстильные туфли не выдержали забега по лужам и безобразно раскисли, во-вторых, под дождь попало свежевыстиранное белье на балконе.

В тот момент, когда раздался телефонный звонок, я как раз раздумывала, бежать ли мне спускать эти обвисшие промокшие флаги или так и оставить их на веревках?

– Очередное громкое дело закончено, ты снова можешь жить спокойно, – сказал Никита.