ДНК неземной любви

– Боялась смерти? Ей кто-то угрожал?

– Мы случайно познакомились в моем кафе. Она рассказала мне историю: в Риме... она ездила в Рим на днях, и ее кто-то сильно напугал в катакомбах.

– В катакомбах?

– Они делали съемку для журнала мод. И там что-то произошло, она толком не поняла – сказала, свет погас и кто-то напал на русскую монахиню, молившуюся там у захоронения святого. Кристина испугалась.

– Она сказала вам, что видела нападавшего?

– Нет... она видела смерть... Это прошло мимо во тьме в нескольких шагах от нее.

– Что это?

В следственную комнату заглянул оперативник.

– Лиля Ивановна, вас просили прерваться, результаты экспертизы готовы.

ГЛАВА 39 ВИШНЕВЫЙ БУЛЬВАР

Когда они ушли, в следственную комнату вернулся конвой. Его отвели в камеру, и он остался один.

Скорпион поднял жало...

Дверь закрылась, звякнул засов, и она вошла...

Те нелепые, смешные, страшно модные босоножки-«гладиаторы» все еще были на ней, а ведь в морге... в морге при вскрытии покойников раздевают догола...

Она молчала, все так же молчала, как и тогда, в машине по дороге к Донскому крематорию. Но молчание уже не было знаком покорности, полного подчинения, в нем таилась угроза. И он это чувствовал.

Дверь камеры закрылась, звякнул засов...

Холодом повеяло...

И она вошла сквозь закрытую дверь...

Думал ли он о такой встрече там, в темноте под звездами, когда приносил свою жертву, когда яма полнилась свиной кровью...

Думал ли он об этом, там, в «Яме», полной ярких неоновых всполохов, когда поднял пистолет и выстрелил...

Темная челка падала ей на лоб, она двигалась как слепая, вытянув вперед руки... Он старался не смотреть на ее руки... Нет, не надо смотреть на них...

Босоножки-«гладиаторы»...

Юбчонка-мини, худые колени...

Тогда, в сумраке зрительного зала... того самого зрительного зала, похожего на расписную бонбоньерку, среди духоты и пыли траурных венков она в этих ее «гладиаторах» и короткой юбчонке показалась ему чертовски соблазнительной. Хрупкая, испуганная, удивленно таращившаяся на покойников, выставленных на сцене для последнего прощания...

О, ты теперь знаешь, как это бывает, когда кто-то возвращается...

И не ради этого ли тогда на кладбище ломалась вся та комедия с зарезанной хрюшкой?

Она протянула к нему руки – на правой целы только два пальца, и они шевелились, как щупальца, скрещиваясь, переплетаясь, складываясь в знак: ложь – правда, правда – ложь...

Она дотронулась до него – нет, нет, нет, тогда в сумраке зрительного зала это он, он, он, Скорпион, поднявший жало, коснулся ее...

Кристина...

Там, в сумраке зрительного зала под пристальными взглядами мертвых, на той белой аллее бутафорского вишневого сада, намалеванного на задниках, он обнял ее...

Мать, взгляни на нас – вот ты там, а я здесь, и эта женщина, эта юная, своенравная, умная, испуганная женщина со мной... Живая...

Мертвая...

Она протянула к нему руки. А он опустил свои руки ей на плечи. Смерть – это тайна, начало всех начал, открытая дверь... И каждая трагедия, каждый пережитый нами страх – это лишь часть общего миропорядка... Он что-то еще плел ей, задыхаясь от похоти, которую ощущал все острее и острее, как собственное жало внутри, расстегивая на ней блузку, раздвигая ее ноги, лаская руками бедра, живот... И ты узнаешь, сейчас ты узнаешь, поймешь, почувствуешь, что это не страшно...

Она вскрикнула и забилась в его руках, отчаянно сопротивляясь, прося, умоляя – нет, не здесь, не при них, не при мертвых, уложенных в черные, обитые бархатом гробы... Нет, я не хочу, не могу... Они смотрят, они смотрят на нас...

Он не изнасиловал ее, нет. Она выбилась из сил и сдалась. И потом уже не сопротивлялась, когда он делал с ней все, что хотел – в театральном проходе, на пыльной ковровой дорожке, истоптанной ногами зрителей «Трагикомической артели».

Никогда еще он не чувствовал себя так хорошо.

Он и правда хотел, чтобы они провели весь этот день вместе, не расставаясь...

И вот теперь...

Мертвая, слепая, с оторванными пальцами на руке, она пришла к нему сквозь закрытую дверь тюрьмы...

Ты ведь жертвовал кровь мертвым...

Ты хотел...

Может, ты не знал, кто придет?

А может, то и правда было для тебя лишь ритуалом, перформансом, игрой, как ты заливал сейчас тем двоим...

Но ты сам сказал, что в этой игре у каждого – своя цель?

Он хотел вскрикнуть «Кристина!», потом заорать, позвать конвой, но она жаждала тишины.

Изуродованная мертвая рука стиснула его горло, и оттуда вырвался лишь хрип. Она прижалась окровавленным, лишенным языка ртом к его враз пересохшим губам.