ДНК неземной любви

– Вчера хоронили его, наши провожали всем театром. – Мартов потер рукой грудь под рубашкой. – Эти ваши-то здесь спрашивали – чего было вчера, зачем похоронный автобус приезжал. Похороны – двойные, вот и автобус.

– Как это двойные?

– Сан Саныч и мать покойная хозяина нашего... Ну этого, кого вели тут по коридору в браслетах... За что его арестовали-то?

– Он в убийствах подозревается.

– В тех, что на бульваре? Мне утром рабочие в театре сказали – еще кого-то нашли уже на той стороне, ближе к набережной.

– Она к вам приезжала вчера в театр вместе с Кадошем... со Скорпионом на его машине.

– Эту самую девку убили?

– Что она у вас там забыла в театре?

– Он ее с собой привез. Якобы... ну не знаю, или на похороны, с матерью проститься, или показать...

– Что показать?

– Ей – ее или, наоборот, матери – ее.

– Его же мать мертва.

– А у него с мертвыми свои особые дела, – Мартов усмехнулся. И, прочтя на лице Кати изумленный вопрос, покрутил пальцем у виска. – Бзик у него на оккультной почве... малолеткам все таким способом поначалу мозги пудрил, авторитет зарабатывал, а потом, кажется, и сам уверовал. Но в бизнесе он деляга, бизнесу его это не мешает, нет, наоборот, укрепляет, нашу артель вон как поднял – реклама, сборы, идеи провокационные...

– Что вчера произошло у вас в театре? Эта девушка, Кристина, она...

– С собой он ее взял. Из театра мы в крематорий поехали на Донское... Автобус похоронный, сотрудники, а они вдвоем на машине. Там дел было много, я, простите, за ними не следил.

– А куда они потом поехали?

– Не знаю. С какой стати он мне докладывать должен? Кто я ему? А девчонка эта куда угодно бы с ним поехала... как кошка в него влюбилась, глаз с него не сводила.

– Знаете, а ведь мы точно знаем, кто совершает все эти убийства на бульваре, – сказала Катя.

– Кто же?

Ей показалось, что тон его дрогнул, изменился?..

– Это женщина.

– Женщина?!

– Мы знаем ее имя и фамилию, обстоятельства ее жизни и...

– Женщине такое просто не под силу. В газетах вон про маньяка бубнят, а маньяк – это всегда мужик.

– Это женщина, у нас есть тому доказательства.

– Жаль, что я сейчас такой пьяный, – Мартов наклонился к Кате. – Никак не врублюсь. Вы что же это, меня... нас... весь наш коллектив артельный предупреждаете – мол, будете ночью по бульвару после спектакля возвращаться, женщин остерегайтесь? И какая же она – молодая?

– Молодая и очень красивая. – Катю вдруг «понесло», с этим пьяным парнем разговаривать было легко, свойски. Наверное, это ночи бессонные виноваты, бульвар, тело с изуродованной, лишенной пальцев правой рукой, штурм «Ямы», похожий на осаду крепости, тот чертов холостой выстрел, разом лишивший все смысла... сил... Если бы патроны были боевые, он бы ее, Лильку, убил и тогда... тогда какая разница... зачем вообще все: поиск, жертвы, надежды... Они бы сейчас сидели в кабинете здесь, в МУРе, а там, на проходной, появился бы портрет в траурной рамке и венок...

– Молодая и красивая, – повторила Катя. – И с ней самой сделали такое, что ее нельзя винить... Ее уже ни в чем нельзя винить, понимаете?

– Нет, – Мартов заглянул ей в лицо. – Тебе бы, детка, не мешало поспать.

– Ну что, пришли в себя, Мартов? – Дверь соседнего кабинета открылась, и на пороге возник оперативник. – Мозги проветрились? Можем продолжать?

Катя осталась в коридоре на банкетке одна. А потом увидела еще одну знакомую фигуру – в сопровождении начальника МУРа и столичного прокурора по коридору проследовал начальник управления судебного департамента Глеб Белоусов.

А потом в коридоре появилась Лиля.

– Идем.

Катя послушно пошла за ней. Лестница, третий этаж, коридоры. Еще одна лестница, переход в другое здание, КПП...

Это был следственный изолятор, та самая «внутренняя тюрьма на Петровке», про которую ходило столько рассказов. Вон из окна въездные ворота видны со стороны переулка и церквушка... Именно там, кажется, снимались сцены для телефильма «Место встречи изменить нельзя», когда счастливые сотрудники МУРа в свой выходной на автобусе едут копать картошку в колхоз... И Владимир Конкин... и Высоцкий...

– Ему пока оформили предварительное задержание, – сказала Лиля. – Пистолет-то у него настоящий.

А патроны холостые...

Кадош... нет, Скорпион – Катя теперь для себя именовала его именно так – сидел под конвоем в следственной комнате – уже без наручников. Когда они вошли, он молча встал.

– Привет, – он усмехнулся.

– Это ваш пистолет? – капитан Белоручка показала ему оружие.

– Зачем спрашивать?

– Зачем было стрелять?

– Я знал, что никто не пострадает. Вы не пострадаете.

– А я вот не знала, – Катя не могла не вмешаться. – Дай сюда, – она почти грубо отняла у подруги «макаров», как и в разговоре с Мартовым, ее снова «понесло»: – А я вот не знала... Скорпион... Трюк такой, да? Как там, на кладбище? Трюк? Стреляешь, а патроны холостые? А если у меня вот тут с собой боевые патроны? Что тогда?

– Отдай, это не игрушка, – капитан Белоручка, кажется, все поняла.