Маша показала мне загнутый кверху палец, но тут же поникла и тяжело вздохнула. По Ане скучает. Я уселся на пол рядом с ней и щелкнул пультом от телевизора. Оказывается, и я по ней скучал. И я понятия не имел, что буду делать, когда она откроет глаза. Как-то все изменилось и перевернулось внутри. Я больше не хотел держат ее здесь насильно, но самое страшное я боялся, что как только ее отпущу она сразу же сбежит. Не захочет быть со мной и я ничего не смогу с этим сделать. От этих мыслей свело желудок и вывернуло кишки. Паршивое ощущение собственного бессилия.
Повернулся к Маше и невольно усмехнулся, ноги скрестила и размахивает ими, лежа на животе. Волосы все еще в хвосты собраны с какими-то кружевными резинками. Наверное, опять не далась Регине, чтоб та ее расчесала. Вредная девчонка. Я смотрел на эти хвостики, а потом дернул ее за один из них. Она обернулась вначале удивленная, а потом свела брови на переносице и запустила в меня подушкой. Через пару минут мы превратили ее комнату в поле боя, мы умудрились разодрать несчастные подушки, выпотрошить наполнитель, разбросать его по всей комнате. И конечно она победила, завалила меня на пол и придавила подушкой. Глаза блестят, щеки раскраснелись. Точно пристрелю каждого паршивца, кто посмеет ее обидеть.
— Все-все. Я сдаюсь. А вот ты завтра со мной на работу не поедешь.
Склонила голову к плечу и жестами что-то спросила. Я скорее догадался, чем понял.
— Потому что ты обещала слушаться Регину, а сама опять не расчесалась. Завтра твои волосы спутаются, и ты будешь реветь, и я уйду без тебя. Да-да не надо на меня так смотреть ты нарушила условия.
Маша слезла с меня и насупившись села рядом, а я уставился в экран телевизора. Там беспрерывно шел какой-то сериальный мультик, и я сделал вид, что мне невероятно интересно. Потом по-идиотски засмотрелся и уже через пару минут увлекся происходящим на экране. Рядом с этой девочкой мне было настолько легко, что я сам себя не узнавал. Я становился сам собой без брони, без кожуры и защитных реакций. От нее не надо было. Она возвращала меня туда, где нет лицемерия и дурацких игр. В каждом человеке живет ребенок во мне он был не то что похоронен, во мне он был сожжен дотла. Притом еще в детстве. У меня его особо и не было. От меня всегда требовали слишком много, так много, что я просто вырывался из-под контроля и рвал все цепи, которые набрасывали на меня отец и мать. Задумался и почему-то не смог вспомнить ни одного момента, когда я был счастлив будучи ребенком, а ведь у меня все было в отличии от этой девочки. Мне ни в чем не отказывали и ыв то же время я никогда не был настолько безмятежен, настолько открыт. Я не валялся на ковре с фломастерами. Моя мать бы этого не поняла. Я должен был сидеть за столом с ровной спиной, ходить на музыку и учиться на отлично. Моим развлечением были поездки в загородный дом. Но даже там меня контролировали. Пока мне не остохерела вся эта опека и я не сбросил ошейник, послав все к такой-то бабушке и свалив из дома в пятнадцать лет, чтоб жить с другом в палатках на берегу речки-вонючки. Меня конечно же нашли в этот же день, точнее вечер. Меня не били, не ругали. Просто закрыли в комнате и не выпускали неделю из дома, а когда выпустили я снова сбежал и украл в магазине бутылку водки и колбасу. Я напился и бродил по улицам города пока меня не поймали менты….
Погрузился в воспоминания и вздрогнул, когда мне под нос подсунули расческу. Ну вот приехали. Я посмотрел на Машу, а та тыкнула меня в грудь расческой еще раз и показала на свои волосы.
Впервые в жизни я снимал резинки с девчачьих волос, боясь причинить ей боль. Вырвал пару волосков, чуть не получил разрыв сердца и сто раз заглядывал ей в лицо, чтоб убедиться, что она не плачет. Я б, наверное, удавился, если б плакала. Потом я ее расчесывал. И мне это нравилось. Водить расческой по длинным светлым кудряшкам. Они блестели и закручивались в тугие локоны. Она так и уснула, положив голову мне на колени, а я сидел с этой расческой и боялся пошевелиться, чтоб не разбудить. Потом все же перенес Машу на кровать и перед тем, как выйти из комнаты обратил внимание на рисунок, который она рисовала. Наклонился, поднял его с пола и застыл — она нарисовала Аню, меня и себя. Мы втроем держались за руки. И подписала корявым почерком. «Мама, папа, я». Я положил рисунок обратно на ковер и …вдруг почувствовал, что мне насрать на тест ДНК. Мне плевать каким будет результат. Это уже не имеет никакого значения и ничего не изменит для меня. Я его сделаю…ради ее анализов и лечения, но это уже лично для меня не имеет никакого смысла. Я хочу заботиться об этом ребенке и не важно чья она дочь.
Вышел из детской, прикрыл дверь. Снова набрал Нину, но опять сработал автоответчик. В эту ночь я впервые нормально уснул. Без спиртного, без ворочанья с боку на бок до утра. Отключился и все.