Еще раз выглянула из-за валуна. Оставшиеся инквизиторы, посовещавшись, начали дружно спускаться к тому месту, где обнаружили мои следы. Было самое время делать ноги. Я уже было решилась: оглушу «заложника», развяжу его, а сама возьму курс на асфальтовую дорогу, что приметила в ущелье.
План – не ахти, но хотя бы дам вампиру шанс выжить… Но что-то внутри меня противилось этому простому решению. Кто-то называет такое чувство страхом, кто-то силой воли, что сильнее соблазна, но в моем случае самым точным определением было «совесть». То, что она никогда не просыпается одна, а будит еще порядочность, а за этими двумя добродетелями довеском идут проблемы и неприятности, навряд ли могло послужить утешением.
То были мысли, а на деле руки уже споро взялись за узлы веревки. Единственное, что прошептала пленнику, перед тем как развязать:
– Поклянись, что ни словом, ни делом, ни действием, ни бездействием не причинишь мне зла.
В качестве свидетеля зарока выступил увесистый камень, который я держала в руке.
– Магической клятвой, – уточнила, увидев, как предвкушающе блеснули глаза «заложника».
Кровопийца нехотя понятливо кивнул. Вытащила кляп, и светловолосый клыкастик, зарекаясь даром, произнес ритуальную формулировку, известную всем чародеям.
Удовлетворенно кивнула и распутала вампира, который, едва освободился, сразу же попытался встать, высунув макушку из укрытия. И тут же был прижат моей ладонью к земле. Блондинчик зашипел так, словно я ему клеймо поставила. Правда, изображал он спускающуюся шину весьма тихо.
– Синьорита, не были бы вы столь любезны более не притрагиваться ко мне. Касания обгоревшей кожи сродни расплавленному свинцу, – выплюнул он спустя некоторое время.
Видимо, боль от обожженной солнцем кожи отступила и позволила ему не только мыслить, но и говорить цензурно и членораздельно.
– Мог бы сказать проще: не трогай сгоревшую кожу, – тихо, но не менее экспрессивно прошептала я. – А сейчас – уходим.
– А что станется, если я откажусь следовать за вами? – возразил сопящий вампир.
– Станутся, – пародируя речь вампира, которая меня изрядно раздражала своей реликтовостью, – тюремное заключение, антимагические кандалы и смерть.
Уточнять, что кончина может произойти от вполне естественных причин, спустя изрядное количество времени и, если повезет, даже на свободе и в кругу семьи, не стала. Смерть и смерть. Ведь никто из нас не вечен. Так что против правды я не погрешила ни словом. А про тюремный срок или присутствие в качестве свидетеля просто не упомянула. Зачем лишние слова?
Вампир побуравил меня взглядом, прикидывая за и против, и наконец выдал:
– Хорошо, ведите. Но как только мы скроемся, обещайте мне объяснить обстоятельства и причины моих злоключений.
«Обстоятельства – долго, а вот причины… не трахай все без разбора», – подумала про себя. Озвучила же более литературный вариант:
– Хорошо, обязательно. А теперь – в ритме вальса.
Не знаю, понял ли вампир последнюю фразу, но полз он весьма споро, вихляя задом и работая локтями. Правда, при этом до моего уха то и дело долетали: «Buca di culo», «Cazzata», «Fare la sega». Чудом уцелевший после всех злоключений амулет, который долженствовал выполнять функцию перевода, таинственно молчал, поэтому о смысле фраз я догадывалась скорее по интернациональной интонации. Интересно, и откуда благородный синьор, да еще и дож, имеет столь обширные лингвистические познания?
Пока мы усиленно изображали пресмыкающихся, было время поразмышлять о многом. Например, о том, что мы оказались в нашем времени и, судя по инквизиторам, уже после ареста Лима. Интересно, какой сейчас день? Месяц? Мысли о годе гнала прочь.
И еще – куда нас занесло? При предыдущих переносах во времени выкидывало не так далеко от исходной точки. Но все случается когда-то в первый раз.
Солнце палило. Мы уже метров триста как упражнялись в горизонтальных способах передвижения. Наконец невысокий, но густой кустарник позволил нам принять хотя и сгорбленное, но все же вертикальное положение. Процесс убегания от инквизиторов пошел гораздо быстрее и эффективнее.
Я держала курс на ущелье. Белобрысый клыкастик хранил выразительное молчание. Постаралась приглядеться к своему спутнику, так сказать, при дневном свете, без очарования свечей и спешки погони. Молодой – на вид лет семнадцать, не больше, красивый, но, по мне, слегка смазливой красотой, с пронзительными, чуть раскосыми карими глазами – цвет, кстати, весьма редкий у блондинов. Широкий разворот плеч, прямая спина – этого аристократа тяжелая работа не ломала, не гнула к земле. А вспомнив то, как он страстно прильнул к Адриано… Молодой, но уже испорченный. И еще подумалось, что я все же ходячая аномалия: нормальные путешественники привозят из вояжа магнитики и сувенирные значки, у меня же получается преимущественно мужиков, которые, к слову, мне на фиг не нужны.
– Что именно ты хочешь знать? – почему-то миндальничать и выкать этому клыкастику не хотелось в принципе.
– Все.
Раз все, так все, решила я. Блондинчик еще не знал, как он попал.