ДНК Творца

В отдаленном веками столетье
Синьорина-красотка жила.
На балконе она восседала
И коварства судьбы не ждала.

Ей мечтались балы и баллады,

Тьма поклонников там или здесь.
Но строители – те еще гады —
Не учли лишь избыточный вес.

Постамент обвалился красиво:

Целой кучей обломков, руин.
Сверху на них – синьорина,
Матерится похлеще мужчин.

Разгребают завалы все споро.

Ну и что я могу тут сказать?
Резюме мое будет не ново:
Поменьше бы надо жрать!

– И вовсе она упала не из-за своего веса! – Я попыталась скрыть смущение: оплошала так оплошала. Хотя урок для себя вынесла: не чаровать, когда под тобою находится неустойчивая и ревнивая парнокопытная конструкция. Да и вообще, судя по всему, вскоре я буду ненавидеть все средства передвижения, у которых внутри не спрятан хотя бы двухтактный двигатель.

– Ну-ну… ты же не пульсаром в балкон зарядила. Удар был чуть посильнее, чем пинок. Так что главную роль в обрушении сыграли все же телеса этой матроны. Балкон бы и так рухнул, но просто не сегодня.

Я лишь вздохнула, пытаясь довольствоваться сомнительным утешением вампира. Клыкастик, впрочем, тоже не спешил болтать без умолку и какое-то время мы ехали в молчании. Не тягостном, когда лихорадочно перебираешь веер реплик, чтобы хоть что-то сказать, и не дружеском, когда тишина объединяет.

Мы просто молчали. Каждый о своем. Так и въехали на площадь. Тут Пауль встрепенулся и протянул:

– Мда-а-а… вот это совпаденьице!

Сначала не поняла, что имеет в виду мой спутник: площадь как площадь. Толпа народу, вязанки хвороста и столб, пока еще пустой. Глашатай, расхаживающий рядом и надрывающий глотку, оповещая, что за действо здесь будет происходить спустя некоторое время.

– О чем ты?

– Да это же Кампо де Фьори, или площадь Цветов. На ней через пятнадцать лет, в декабре 1600 года, сожгут Джордано Бруно, – оптимистично заявил клыкастик, с интересом вертя головой. – Значит, вот как все это происходило…

Признаться, к своему стыду, я не знала не только названия места, где провел последние минуты своей жизни упрямый ученый, но и когда точно это было. Зато хотя бы помнила основные сражения Великой Отечественной войны и дату испытания первой водородной бомбы, день, когда первый человек полетел в космос. Не к месту стало интересно: всегда ли вот так забывается важное? Важное не для одного, а для человечества. Сначала точная дата, потом место. Остается лишь знание: да, было. А если очень повезет, то и фраза главного героя этого события. «И все же она вертится» Галилея, «Эврика!» Архимеда, «Государство – это я» «короля-солнце» Людовика XIV, «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» Суворова… А потом из памяти потомков исчезнут и имена.

Забвение, страшное в своем безразличии к местам, именам, датам, перевернувшим тысячи жизней. Хотя ныне безымянные герои когда-то писали летопись истории своими кровью и болью. Чтобы потомки могли жить. Жить счастливо и спокойно.

И мы живем, каждый человек живет, до тех пор остается человеком, а не двуногим белковым телом, пока помнит свою историю. Пока в его душе существует знание: для чего, ради кого и зачем. Когда эта истина исчезает, остается только оно – существование туловища.

Я смотрела на то, как суетятся стражи и красносутанники, складывая хворост, обливая его смолой, а голова была абсолютно пустой. Из размышлений вырвал женский визгливый голос:

– Честным людям и так ходу нету, а эти приперлись тут, на лошади.

Впрочем, говорила она не в лицо, а в пространство, здраво рассудив, что шпага на боку одного из всадников при прямом оскорблении может пройтись и не по воздуху.

Пришлось спешиться. Пока Пауль ушел искать коновязь и уговаривать свою четырехногую строптивицу подождать немного, я, влекомая каким-то странным, почти потусторонним чувством, начала протискиваться сквозь толпу, усиленно работая локтями.

Несмотря на сутолоку, удалось пробиться почти к помосту. Пауль, безбожно отставший, поначалу пытался кричать, а потом плюнул на это неблагодарное дело.

Повозка с водруженной на нее клеткой, запряженная двумя клячами, показалась на краю площади спустя час, когда толпа уже уплотнилась до состояния булыжника. Поскрипывая, телега медленно катилась перед расступающимися зеваками. Расчистить дорогу помогали стражники, ощетинившиеся пиками и алебардами. Охранники сопровождали повозку и привычно уклонялись от гнилых овощей, тухлых яиц и камней, летевших в узника, заточенного в клетку.

Когда процессия поравнялась со мной, я была поражена видом того, кого светский суд Рима провозгласил одним из опаснейших пособников дьявола, еретиком и всемогущим чернокнижником.