До чего же довёл меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь

Ему казалось странным, что кое-кто из них не ценит того, на какой сказочной земле он живёт, не сознаёт её королевского величия. Полагая святотатством пренебрежение не только почвой, но и внешним видом дворов и жилищ.

Он так и называл наш район – uhrheimat, «прародиной» (его знание немецкого я объясню вам позже). Он внушал нам, что корни всемирной культуры ведут в наш район. Именно здесь из уст человека прозвучала членораздельная речь, и местные жители придумали первые буквы. Архитектура и религия, само собой, не христианство, а настоящая, также зародились на том самом месте, где жили мы.

И мы ему верили, ведь он был великий оратор, мастер красноречия, способный убедить в чём угодно. Например, если кто-то не подметал у себя во дворе, это делали мы. И он всегда оберегал членов нашей команды от неприятностей. А это было необходимо в виду наших постоянных проказ и проделок.

3. Первая хрустальная

Вся наша банда в сборе, в том числе и я. Это мой первый Вечер Нищих. В те времена по обычаю культуры бассейна реки Слайго[1] Хэллоуин отмечали две ночи подряд. Главному торжеству предшествовал Вечер Нищих, когда мы прочёсывали соседские квартиры в поисках таких деликатесов, как: яблоки, конфеты «тутси», дальневосточные пряности, злато-серебро, драгоценности, антиквариат и маринованная верхняя плоть. А с теми, кто нам отказывал, мы разбирались непосредственно на Хэллоуин.

Мне всего пять, и я плохо понимаю, зачем это мы шастаем по квартирам в поисках сластей и прочего добра.

Мы вышли на улицу с громким названием А вот и нужный нам адрес – Кровавых Наветов, 7500. Как раз напротив районной психбольницы.

Подходим к дурдому, рядом старое лошадиное пастбище, напротив которого живёт чета Казаниверов. Нам эту парочку отлично видно. В панорамном (верх идиотизма) окне они как на ладони, но нас не видят, потому что уткнулись в свой дурацкий ящик.

Я как-то не ощущаю целенаправленной активности со стороны моих спутников. Я всё ещё туповат и заторможен. Происходящее в данный момент воспринимается мною как и всё остальное. Какие-то люди крутятся рядом, обсуждая и делая непонятные вещи. Дело в том, что я ещё не отличаю «цель» от «результата». В моём представлении всё происходит случайным образом. И никогда не угадаешь, что будет дальше. Моё понимание причин и следствий совсем ещё примитивно.

Но кое-что я уже чувствую. Мне, например, непонятно, почему никчёмным старикам в пижамах, с их сединой и телесным уродством, паразитам этим, так важно, чтобы мы их видели? Мы-то их видеть как раз не хотим. Насмотришься на такое и сам таким станешь. Старым как они. Пока стоишь рядом с четырёхметровым, невинного вида бревном, прямо у тебя под ногами. Правда, сию минуту я не думаю о том, каким образом бревно очутилось в этом месте. Мне всё ещё не хватает познаний, в том числе и о целесообразности явлений согласно телеологии. Я не только ещё не созрел для чётких представлений, я даже не сознаю необходимость их поиска. Расположение всего сущего во вселенной, в том числе и меня, всё ещё представляется мне произвольным, а поступок любого рода непоследовательным и беспричинным. Идиот-самоучка, я блуждаю в кошмарном интерьере абстрактной картины.

Целостная картина того вечернего происшествия стала ясна мне лишь много лет спустя.

С какой-то минуты мы дружно, как по команде взялись за тяжёлое бревно.

– Осторожней, Берг, – предостерёг меня Эдди, мой замечательный вожак и опекун. – Там могут быть занозы.

Эдди. Всегда под боком, в нужное время, с нужной подсказкой. Брат его Лэрри в дальнейшем будет заботиться обо мне так же.

Они прозвали меня «бергом», приняв за еврея. Но с их стороны это было пределом язвительности. Братья любили свою родину. А в те пещерные времена патриот не мог не быть антисемитом. О, как мне дороги те дни золотые, ладно – не будем…

В общем, приподняв ту огромную дубину, что валялась на лугу, мы держали её крепко. А Эдди инструктировал нас полушёпотом. Обращаясь к каждому персонально, он говорил: «помните, главное – без спешки. Я считаю до трёх, и как я скажу “три”, мы бросаем её со всей силы. Но только по моей команде. Запомнили – не дёргаться, пока я не скажу “три”. Начали».

Итак – бревно вздымается вверх и вперёд, его уже видно при свете уличных фонарей. Значит, его видят и никчёмные старики. А нам в свою очередь видны искажённые ужасом лица этих паразитов, наблюдающих за тем как мы – медленно, но решительно, подносим бревно к нелепо широченному окну.

Так, так, старуха за стеклом нас заметила, тычет пальцем и хочет что-то сказать этому старому пердуну, своему муженьку. Нет, она просто орёт. Срабатывает фотовспышка, затем ещё и ещё раз, кадр за кадром обостряя память о дальнейшем. А эти Казаниверы, оцепенев в маразме, не могут ни крикнуть, ни пошевелиться, с застывшим ужасом на лицах, словно бы готовых испортить воздух, дрожат на пороге объемлющего (это по Ясперсу) и падают в бездну от страха и ужаса, в чём суть всей проделанной нами работы.