До чего же довёл меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь

– С этой целью они прикармливают разных коммунистов и любителей и педа-гогов, чтобы те подсовывали нам свои песенки и сказки – где Пит Сигер[3] там и Ледбелли[4], где братья Гримм, там и Матушка Гусыня и прочая рухлядь. Но мы-то разбираемся!

– И как только к нам подослали очередного педа-гога, мы уже знаем, чего этой гадине хочется на самом деле. А гадине хочется побезобразничать с малышами, потому что все они там педофилы, и никто другой!

Клуб реагировал хором: «Верно! Все они там педофилы поганые! Долой педов, долой их басни-песни, всё долой, кроме нашего фюрера Эдди, ведущего нас верной дорогой. Славься наш Эдди, родной пенис-клуб! Ура!»

– Покажите мне «воспитателя», говорю я вам, и я покажу вам растлителя. Разве нет?

Реакция Клуба: единодушие. Обстановка накалялась не на шутку. Ничего похожего я раньше не видел и не слышал. Возбуждение возрастало. Большая часть сказанного была мне непонятна, все вокруг старались перекричать друг друга, усугубляя шум. Шум – вот что мне нравилось в этом бесновании. Всеобщее возбуждение радовало мою детскую душу.

Я был в восторге от Эдди и всей этой суматохи, сознавая себя её равноправным участником, окружённым заботой соратников, проявлявших ко мне уважение, какого ранее я не встречал нигде.

А тем временем Эдди искусно сменил риторику.

– Окей, – сказал он, стараясь говорить тише. – Предлагаю угомониться, чтобы нас не подслушали взрослые.

Сказано это было лишь для того, чтобы обрушив на нас новый шквал демагогии, довести нас до белого каления.

Повторяю, что в тот момент смысл многих слов был мне не понятен. Однако несмотря на заторможенное восприятие, в общем и целом я догадывался, о чём речь концептуально.

Копируя Гитлера, Эдди умел делать паузы, чтобы постепенно вернуться к прежнему градусу истерии.

– Нет, мы не делали ничего дурного, – негромко вымолвил он, как бы извиняясь. – Мы всего лишь команда энергичных ребят с высоким интеллектом. И не просили особых поблажек, – скромно, но с подтекстом, добавил он. – Ни разу. Нам не хватало только права тратить наши силы, как нам заблагорассудится, не так ли? Это всё, чего мы хотели, – в голосе оратора слышалась мольба.

Клуб: «Верно, Эдди, ничего другого нам не надо. И это совсем не много. Почему же нас не желают понимать наши родители? С ними что-нибудь не так? Если да, то что именно? Или это у нас что-то не в порядке?»

– Нет, с нами всё в норме. А вот они… они нас… – забормотал он, переходя на крик. Пока не заорал скороговоркой. – Обращаются с нами, словно мы какие чудовища! Да, – протянул он задумчиво. – Так оно и есть, держат нас за монстров!

– Вот мы им и покажем, какие мы монстры! – воскликнул Эдди, торжествуя. – Придумали «монстров» —

их они и получат. Хотели монстров – будут им монстры. Или мы кто?

– Мы монстры, Эдди! – снова хором отозвался Клуб. – Но превратили нас они. Мы хотели остаться людьми, а теперь мы – монстры. Всецело по их вине!

– Их волнует лишь конкуренция с безликим обывателем. Джонсы хотят жить как другие такие же «джонсы», чёрта с два ты их отличишь. Был бы статус. Все рехнулись на этом «статусе». Разве я не прав?

В ответном рёве детских голосов слышалось «ура» и вопли одобрения. Эдди просто гарцевал на коне. Была слышна и матерщина…

– До чего же мы – младшие не нравимся им – старшим, – повторяя уже сказанное, Эдди старался закрепить эту мысль в детских мозгах. – Они ненавидят нас за слабость, за безбожие, за нашу ненасытную жажду веселья и наш садизм. Да, мы такие!

Клуб: «Молодец, Эдди! В точку сказал! Давай ещё, давай.»

Но тут он снова сделал жест угомониться, чтоб уловить ускорение ритма – от раздумий ответственного лица к воплям маньяка, тонущим в лае толпы: ненавидим, ненавидим, ненавидим!

А ненавидели мы в точности по признакам, которые перечислил нам Эдди.

– Разрешите задать вам самый простой вопрос, – он снова понизил голос. – Совсем лёгкий. Не для проверки вашей сообразительности, а чтобы показать, что с нами происходит. Ответ на него известен каждому, только ни один взрослый человек не заинтересован в том, чтобы его узнали мы. Что такого хорошего а получении хороших отметок при отсутствии развлечений? И с какой это стати наши недруги требуют одного, лишая нас другого? Лично мне это непонятно. А вам? Что хорошего в учёбе на «отлично» без развлечений?

Клуб: «Ни-че-го! Ни-че-го! Долой всё, долой!» Помимо реплик, часть аудитории выражала свою неприязнь шипением.

– И что хорошего в церковных посиделках, где жирный поп внушает нам – детям, что мы – воплощение всех зол и хуже нас нет никого на свете? Выходит, злодеи не большие, а маленькие. Малыши с нашими, гал-гал, импульсивными порывами. Мы плохие, потому что мы такие. Но позвольте, ведь такими нас мама родила. Не мы придумали эти свойства. Это наследственность. И если родителям неугодно, чтобы она воплотилась в детях, тогда не надо было им нас рожать!