До февраля

– Что «конечно»? На меня вообще всю эту повесить хотели, хотя где я, а где…

– А где ты?

– А здесь я. Я что сделал, с того не съезжаю. Виноват, признал, искупил, погашения жду, на работу вон даже взяли. А эти ваши мне всё морозовское нарисовать пытались: и старушек, и квартиры все эти, и самого Морозова на меня повесили бы, кабы я в это время уже в предзаке не чалился, и кабы сами не сообразили, что он сам за бугор тапки сделал.

– Это какого Морозова? – небрежно спросил Руслан, делая вид, будто проверяет записи в телефоне.

Мишаков снова заулыбался:

– Какого-какого. У вас типа много Морозовых…

Он замолчал, глядя в темное окно за плечом Руслана. Руслан оглянулся и успел увидеть, как за угол соседнего дома проплыла женщина в светлом пальто, полноватая, чем-то очень довольная и вроде как смутно знакомая.

Мишаков спросил:

– Всё, могу идти?

– Узнал, что ли? – спросил Руслан, кивая на окно.

Мишаков показал лицом недоумение. Руслан, сам не зная, зачем, но понимая, что не просто так Мишаков устроил такую пантомиму, уточнил:

– Видел где или знакомая просто?

– А, не, – сказал Мишаков вроде как с облегчением. – Не видел. Задумался просто.

Он выдержал пристальный взгляд Руслана, улыбнулся и предупредил:

– Пойду я, холодно.

– Да, спасибо, – сказал Руслан. – Никуда не уезжаете в ближайшее время, на Байкал там?

Мишаков зашаркал по лестнице, говоря на ходу:

– На Байкал сперва заработать надо, мне деньги не так легко достаются.

– Телефончик дашь свой?

– У оператора узнаешь, – отрезал Мишаков и хлопнул дверью.

Руслан сорвался с места и, шипя от боли в колене, поскакал через ступеньки.

Он добежал до угла, который просматривался из окна, промчал пару кварталов дальше по тротуару и немного попетлял вокруг.

Женщины в светлом пальто не было. И того, кто, возможно, сопровождал ее и так заинтересовал Мишакова, естественно, тоже.

Руслан посмотрел на часы, цыкнул зубом и пошел домой.

Тоболькову, виденную только на фото, он в замеченной из окна счастливой женщине так и не узнал.

Глава пятая

– К тебе или ко мне? – спросила Наташа.

Небрежно спросила и сквозь пулеметный грохот сердца. Мужиков к себе она сроду не таскала, а на мужские приглашения отзывалась только после второго свидания. Но изменять принципам – так всем сразу. И куда тянуть-то, у Мити вон пакетище какой плюс сюрприз под полой, с ними особо не потаскаешься. Ползарплаты на яства высадил, небось, – явно ведь не шибко состоятельный, даже перчатки не нормальные, а строительные, хоть и свеженькие совсем.

Митя поморгал и, как и надеялась Наташа, решительно предложил:

– Можно ко мне.

Наташа кивнула и подождала. Митя не продолжил и не принялся мяться, подбирая слова. Значит, жены или там мамы нет – по крайней мере, в активном режиме.

– Вот и хорошо, – одобрила Наташа. – Далеко?

– На Урицкого, – виновато сообщил Митя и добавил со всей решительностью: – На такси недолго.

Особенно сейчас, в самый час пик, подумала Наташа. Ладно, значит, судьба.

– Наши люди в булочную и так далее, – сообщила она. – Давай ко мне, тут пять минут. И без всякого такси, пехом.

Идти было не пять минут, конечно, но не больше пятнадцати. Митя не терял обаяния даже на ходу: пытался не обгонять и не отставать, поглядывал, помалкивал и застенчиво улыбался. Наташа тоже помалкивала, вопреки обычной болтливости, особенно безостановочной в минуты волнения. В начале похода она, указав на спрятанный под курткой Мити нарост, едва не брякнула: «Это цветок или ты так рад меня видеть?», но решила не смущать мужичка. Митя и без того выглядел смущенным по самое не могу, да пока и не заслужил вроде ни насмешек, ни даже невинных шуточек. А от жеста он увернулся с улыбкой, но решительно, показав, что ничто не заставит его разделить груз со спутницей.

Поначалу-то все они джентльмены, напомнила себе Наташа, но всё равно ей было приятно. И совсем не стыдно, что вот она ведет домой мужика, которого видит впервые в жизни, не блестящего и не состоятельного, ведет для использования в самых предосудительных с точки зрения общественной морали целях, использования интенсивного, но, скорее всего, разового, так ругайте же меня, позорьте и трезвоньте – ан некому. Пусты были лавочки во дворе, у подъезда, и сам подъезд был пуст. Вот и славно.

Нарост вправду оказался цветком – кустиком декоративной розы в небольшом горшке. Митя вручил его Наташе в прихожей, едва вошел: аккуратно поставил дробно стукнувший пакет на пол, расстегнул куртку и протянул, сияя, горшок – как ребенок протягивает матери поделку, которую смастерил в детсаду. Как не долбанул его только по пути, и как грудь себе всю не расцарапал, колючий же куст, подумала Наташа, бросив снимать пальто – иначе этот балбес так и стоял бы с горшком в вытянутых руках. Горюшко ты инфантильное. Если расцарапал – мне, как честной девушке, придется спину ему симметрично, так сказать, подумала Наташа мельком, и сказала:

– Красота. У тебя свой стиль, я смотрю. Не топчись здесь, проходи сразу на кухню.