До горизонта и обратно

Франсуа проснулся от звуков флейты. Он прислушался, и тут же волшебные звуки флейты превратились в утренний зов петуха. Выйдя во двор, Франсуа взглянул на огромную лужу посреди двора, в ней отражалось утреннее небо, украшенное несколькими жемчужинами звезд. Раньше в этой луже плескались гуси, теперь плещутся звезды. Франсуа направился к сараю, который был разделен на коровник и курятник. «Ну что, старина, – обратился Франсуа к сараю, – если зима будет холодной и не хватит припасенного хвороста, придется тебя разобрать». В ответ сарай скрипнул опорами, выражая то ли свое согласие, то ли протест. Соседский петух, напомнивший о себе, нарушил одиночество Франсуа. Хлопнув по прохладной древесине сарая, Франсуа зашел за дом, где покоились два холмика с двумя аккуратными деревянными крестами.

– Доброе утро, сыновья, – громко сказал Франсуа, – лето заканчивается, и мы с вашей матерью будем готовиться к зиме… Я скучаю по вам, – вырвалось из глубины. Франсуа прикусил нижнюю губу, но душевная боль вновь победила физическую и непослушные слезы брызнули из глаз. Он снова почувствовал горечь, ту самую горечь потери, которая каленым железом выжигала душу…

Первенца решили назвать Франсуа-младший, девичье имя не бралось в расчет, Анна была абсолютно уверена, что родится сын. Франсуа-младший появился на свет мертвым. Это был первый удар. Через два года на свет появился Пьер. Роды были долгими и тяжелыми, но Анна справилась, подарив мужу замечательного розового малыша с большими глазами, жадно всматривающимися в огромный мир. С этого дня жизнь изменилась, вся вселенная начала свое вращение вокруг младенца, которому судьба отписала всего год, год маленькой жизни, год новых надежд и новых планов. Пьер не смог перенести зиму, жар победил его. На следующий день после похорон Анна и Франсуа почувствовали такую пустоту внутри, такую боль и тоску, что, заковав в объятия друг друга, простояли почти два часа посреди двора, не обращая внимания на недоуменные взгляды соседей. С этого дня мир для них перестал существовать, события, потрясающие страну, разбивались о скалы тоски и горя, которые возникли сами собой, без какого либо участия извне. Франсуа и Анна продолжали вести хозяйство, беседовать с соседями, посещать ярмарки, но все это касалось их как-то поверхностно, не проникая дальше кожи, и потом, смешавшись с дорожной пылью, исчезало или смывалось теплой мыльной водой.

Франсуа упал на колени меж двух могил, трясясь и роняя слезы. «За что, Господи, за что?» – шипел он сквозь зубы. Чуть успокоившись, он положил левую руку на холмик Франсуа-младшего, а правую на могилку Пьера. «Простите меня, ребята, – гладил влажную от росы траву Франсуа, – простите за эти слезы и дайте сил мне и вашей матери пережить надвигающую зиму. Хорошо, что у вашей матери есть полушубок, который я выменял на ярмарке, помните, я рассказывал? Хороший полушубок, теплый».

Анна, проснувшись, выглянула в окно, муж стоял на коленях меж двух холмиков, а над ним поднималось медленное осеннее солнце. Анна улыбалась, на протяжении всей совместной жизни она чувствовала заботу и поддержку мужа, и именно его любовь еще удерживала ее, заставляя жить, отворачиваясь от манящего покоя смерти.

Выйдя к мужу, Анна столкнулась с ним на углу дома. Глаза Франсуа были сухими, но еще поблескивающими тоской.

– Доброе утро, милая, – улыбнулся муж.

– Доброе утро, Франсуа, – прошептала Анна и чмокнула мужа в губы, – сегодня годовщина нашей свадьбы, я, надеюсь, ты не забыл.

– Конечно, нет! Если ты не против, я поделюсь кой-какими соображениями на этот счет.

Анна кивнула с улыбкой.

– Я хочу сегодня отправиться за хворостом к дальнему лесу, за имение месье Симона, и заодно навещу своего двоюродного брата, – Франсуа выдержал паузу, – и, если мне повезет, устроим сегодня маленькую пирушку. Как ты на это смотришь?

– Положительно, но с одним условием, вернись не позднее полудня, ты же знаешь, как на меня действует тоска.

– Обещаю, дорогая. – Франсуа надел истрепанную черную шляпу и отправился на «охоту».

Анна, вернувшись в дом, принялась наводить порядок. Вымыв стол с особым старанием, она вдруг остановилась, задумалась на секунду и направилась к шкафу. Достав полушубок, Анна осмотрела его, бережно свернула и положила на кровать. Вскинув руки на груди, Анна начала молиться, глядя туда, в свою неведомую даль. Перекрестившись, она взяла полушубок и вышла из дома.

Франсуа, как и обещал, вернулся до полудня с вязанкой хвороста за спиной и со шляпой в руках. В шляпе покоились шесть картофелин. Лицо мужа светилось от счастья.

– Дорогая, а вот и наш праздничный обед, – почти прокричал Франсуа, – и еще мой двоюродный брат предлагает собрать картофель на его огороде, он занемог и урожай до конца не собрал, там осталось немного, может быть, мешка четыре или пять, но зато с нас он не возьмет ни сантима!

– Хорошая новость, – улыбалась Анна, – давай-ка мне шляпу, я сейчас ее сварю вместе с содержимым, заодно вспомним, какого она была цвета в день покупки.

Отварив картофель, супруги сели за стол.