До горизонта и обратно

– Значит, вы считаете, что у меня еще не все потеряно? – оживился я.

– У вас еще все впереди, коллега. Так что набирайтесь сил и мужайтесь.

– Ой, поскорее бы, – воскликнул я.

В полицию я возвращался уже радостным и обнадеженным. Впереди меня ждали трудные и требующие подлинного мужества годы.

Непогрешимое государство

Всю жизнь я чувствую себя каким-то виноватым.

Ничего такого и не делал, все в рамках закона, а вот, словно горб в душе, эта вина смутная давит.

Кто-то там чего-то сопрет, кого-то грохнет, взорвет – а во мне все это непонятным образом аукается. Будто это я все, будто это за мной сейчас явятся с наручниками и понятыми.

Порылся для ясности в Интернете – пишут вроде невроз это такой от сверхчувствительности, лечиться надо. И лучше всего тут – самовнушение, медитация…

Начал тогда медитировать, изгонять из себя эту дурь, мол, невиновен я ни в чем таком злостном, нелепые фантазии это все мои, игра в покаяние…

Не берет, все как-то мимо проходит.

Лезу снова в Интернет. Оказывается, образ в этой медитации нужен, одними словами тут не поможешь. И напал на одну дзэн-буддийскую притчу, как какой-то нерешительный перец начал представлять себя по совету учителя огромными волнами, что сметают все на своем пути, и так сильно внушил себе это, что и впрямь стал всех уделывать.

А где найти такой образ мне, чтобы, как актер, влезать в него, представлять, что и я такой же невиновный? Все, блин, хоть в чем-то замазаны, на всех статью найти можно, нету такого чистого примера, как волны…

Ангелом себя представлять или святым – тоже как-то не хочется. Слишком это все далеко от меня, нереально.

И вдруг – озарило: Государство! Вот он, самый непогрешимый и не виноватый ни в чем образец.

Может, раньше и водилась за ним всякая скверна, но уж в последние 15 лет точно не придерешься. Только хорошее, как в характеристике по месту работы. Никакой святой в этом плане с ним не сравнится, такая у нас во всем мудрая и честная политика (см. телевизор). И по части заботы о народе, и по части справедливости, и по международной части, но особенно, конечно, правдивости… И на все у него, чего бы оно ни пожелало, есть отменные и неопровержимые резоны. Так что с ним и не спорь, бесполезно.

Впрочем, как видно из тех же правдивых государственных СМИ, под сенью Государства орудуют и крутые грешники, но на непогрешимости самого Государства это удивительным образом не сказывается, его убежденность в своей правоте только крепнет, – а для успешной медитации это самое главное.

И тут же начал внушать себе, почти по Людовику XIV: «Я – это Государство, я все делаю правильно, мне каяться не в чем…»

И что же? – сразу почувствовал эффект: глаза, как у спикера МИДа, гордо заблистали, все сомнения, угрызения сдулись, сплошная уверенность в себе. То есть все у меня теперь стало в лучшем виде. Даже еще лучше. Как и у государства… И мудро, и конструктивно, и взвешенно…

На работе аж ахнули, завидев меня, решили, что я какое-то огромное наследство получил, так сияю. Да и как тут не засияешь, когда от такой карамазовщины избавился. А то, вишь, придумал себе вину какую-то на себя взваливать. Да лучше меня, как и Государства, вообще нету… – Вот так и внушал себе…

Но счастье, увы, долгим не бывает. На той же неделе я, к своему ужасу, обнаружил в своем почтовом ящике повестку в прокуратуру – первый раз за всю мою уже немалую жизнь. И надо же – именно тогда, когда я почувствовал себя по-настоящему ни в чем не виновным.

И вот теперь сижу и мучительно соображаю: чего же им от меня надо, чего я такого противозаконного сделал?

Может, это и в мыслях теперь нельзя – ну, типа, внушать себе, что я Государство?

Последняя любовь в 60 и в 16

Однажды, когда мне было уже за пятьдесят, сказал проникновенно своей любимой (на тот момент) женщине: «Ты моя последняя любовь…» Сказал, наверно, не без рисовки, но от души. Ну а что? В таком возрасте можно уже закругляться с этим делом. Да и чтобы она знала, поверила, что у меня это серьезно и навсегда.

Но, как оказалось, поспешил.

Через год мы распрощались, и у меня появилась уже новенькая. И то же самое в порыве чувств заявил про последнюю любовь и ей. Звучало это, понятно, уже не столь искренне, но все равно душевно: а вдруг?

Да и фраза уж больно хороша, так и просится на язык, когда дурман этот любовный тебя окутывает.

Но и тут не получилось. Разбежались и с ней.

Ну а в следующий раз уже хватило ума и совести не заявлять такое вовсе. В любви что-то планировать, обещать – глупо. Тем более при такой любвеобильной натуре, как у меня. Я ведь и на смертном одре могу на кого-то запасть. Появится какая-нибудь заботливая медсестричка, как в кино, сделает укол, клизму, помоет – и сразу расчувствуюсь…

Что же загадывать-то, пока жив?! Заверяешь, что последняя, а там, глядишь, и еще с десяток будет.

Но потом вдруг подумал: а что же я все про настоящее и будущее? Тут ведь не во времени и в очередности только дело…