Читаем До горизонта и обратно полностью

И вспомнил свою первую несчастную любовь. Мне всего шестнадцать лет, а на вид и того меньше, а ей (увы!) под тридцать, к тому же она знаменита, и женихов у нее, как у Пенелопы. Так что надеяться мне, естественно, не на что. И на всю жизнь уже останется во мне это тяжкое чувство какой-то невозможности.

И все же я вижу с ее стороны явные знаки симпатии, ловлю на себе ее пристальные взгляды… И этого мне уже достаточно, чтобы, несмотря на мой школьный возраст, надолго загореться этим адским пламенем.

Ничегошеньки из этого, конечно, не вышло, – но любовь-то была! Да такая, что равной ей по накалу, мукам я уже никогда больше не испытывал.

Через много-много лет я случайно увидел ее: это была уже больная, никому не нужная старушенция, и я с недоброй ухмылкой представил, что мог бы сейчас оказаться ее счастливым супругом…

Но это – сейчас, а тогда мне оставалось только мучительно мечтать об этом и ждать, когда же я наконец вырасту.

В общем, это и была та самая проклятущая любовь, которая может быть только раз в жизни.

Первая и последняя.

Физиономия эпохи

С детства слышу дурацкие вопросы, – чего я такой мрачный?

Ну вот таким, брр, уродился, чего ж тут поделаешь? Даже когда на душе и не мрачно вовсе, все равно эта хмурь с лица не сходит.

А тут (словно судьба) поселился в нашем подъезде известный хирург по коррекции внешности. Ну и я как-то в разговоре с ним спрашиваю полушутя: «А нельзя ли мою мрачную физиономию сделать более счастливой, а то просто достали уже с глупыми вопросами?»

Он говорит: «Запросто, это как раз очень хорошо будет, вы, – говорит, – и на самом деле станете счастливее, потому как содержание обычно за формой следует». И пообещал мне еще вдобавок скидку большую по-соседски сделать.

Ну, я поразмыслил для порядка – и согласился: чего держаться за свою мордаху, когда еще и скидка такая, жалко упускать?! И через две недельки меня уже было не узнать: никакой больше угрюмости в лице, одна радость, как в д-й симфонии Бетховена. Но, увы, даже порадоваться такому обороту не успел. Теперь еще больше приставать стали, только уже наоборот, – с чего это я такой радостный? То меня за американца веселого принимают, то за психа, а один мужик в метро вообще решил, что я из правительства, хочу с народом покататься. В столице еще ничего, сдерживаются люди, а приехал по службе в глубинку, там прямо шарахаются. Даже по зубам за это дело разок получил, чтобы не склабился зря. Хотел эту свою счастливую улыбку как-то сбросить, а уже нельзя, не получается. Пришлось срочно медицинскую маску на лицо напяливать и драть оттуда, пока снова не вдарили.

Приезжаю домой и первым делом – к соседу, говорю: «Возвращайте мое лицо назад, не нужна мне эта радость, когда народ мучается. Мне привычней тоска, безнадега, мрак… Или давайте взамен что-то другое, а не то придется мне с таким обликом в какую-нибудь радостную страну эмигрировать».

Он подумал и предложил мне маску очень умного. А скидку даже увеличил. Я обрадовался – кто ж от таких лестных предложений будет отказываться?

Ну, переделал он меня теперь в очень умного, да еще с эдаким критически-скептическим уклоном. Но только на работу вышел, начались проблемы. Я-то думал, сразу расти по службе начну с таким умным видом, а все наоборот: что ни скажу, ни предложу – бракуется, обвиняют в либерализме, русофобии… А в итоге – вообще сократили.

Я опять к хирургу, говорю: «Давайте еще какую-нибудь картинку, не любят у нас очень умных, даже еще больше чем счастливых». Он подумал, оглядел меня снова со всех сторон и предложил стать мерзавцем. «Только, – говорит, – имейте в виду: имидж этот очень ответственный, можно сказать, физиономия эпохи, так что хорошенько все взвесьте, чтобы потом не разочаровывать ваших начальников».

Эх, думаю, была не была, все лучше, чем в каких-то маргиналах числиться. И стал лицом вылитый мерзавец. И только я на людях с этой своей мерзкой рожей появился, тут же начали поступать заманчивые предложения – тянут и в бизнес, и в политику, даже для партийного плаката пригласили сняться. Да и женщины, как не бывало еще, клеются.

Так что теперь главное – не подвести, оправдать доверие.

Установка на злобу

Сам чувствую, как не хватает мне злобы.

Раньше вроде как посвирепее был, даже при железном занавесе отличался, а теперь, вишь, в мямли записали.

Слышал, что тестостерон на это дело влияет, – пошел, проверился, нет, все в порядке, тем более для моих годиков.

А злобы – нет. А мне же это по работе требуется, не просто так. Я же все-таки на идеологическом фронте до сих пор вкалываю. Я же должен наши ценности пропагандировать, недругов крушить… А кто же такую размазню слушать будет?

Тогда начальник говорит: «С такой жидкой злобой тебя даже в детский эфир выпускать нельзя, чтобы малолетних не портить. Или тихо жди, когда замаячит очередная разрядка, или попробуй все-таки научиться этому важному чувству». И я отправился на повышение квалификации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Похожие книги

Собрание сочинений
Собрание сочинений

Херасков (Михаил Матвеевич) — писатель. Происходил из валахской семьи, выселившейся в Россию при Петре I; родился 25 октября 1733 г. в городе Переяславле, Полтавской губернии. Учился в сухопутном шляхетском корпусе. Еще кадетом Х. начал под руководством Сумарокова, писать статьи, которые потом печатались в "Ежемесячных Сочинениях". Служил сначала в Ингерманландском полку, потом в коммерц-коллегии, а в 1755 г. был зачислен в штат Московского университета и заведовал типографией университета. С 1756 г. начал помещать свои труды в "Ежемесячных Сочинениях". В 1757 г. Х. напечатал поэму "Плоды наук", в 1758 г. — трагедию "Венецианская монахиня". С 1760 г. в течение 3 лет издавал вместе с И.Ф. Богдановичем журнал "Полезное Увеселение". В 1761 г. Х. издал поэму "Храм Славы" и поставил на московскую сцену героическую поэму "Безбожник". В 1762 г. написал оду на коронацию Екатерины II и был приглашен вместе с Сумароковым и Волковым для устройства уличного маскарада "Торжествующая Минерва". В 1763 г. назначен директором университета в Москве. В том же году он издавал в Москве журналы "Невинное Развлечение" и "Свободные Часы". В 1764 г. Х. напечатал две книги басней, в 1765 г. — трагедию "Мартезия и Фалестра", в 1767 г. — "Новые философические песни", в 1768 г. — повесть "Нума Помпилий". В 1770 г. Х. был назначен вице-президентом берг-коллегии и переехал в Петербург. С 1770 по 1775 гг. он написал трагедию "Селим и Селима", комедию "Ненавистник", поэму "Чесменский бой", драмы "Друг несчастных" и "Гонимые", трагедию "Борислав" и мелодраму "Милана". В 1778 г. Х. назначен был вторым куратором Московского университета. В этом звании он отдал Новикову университетскую типографию, чем дал ему возможность развить свою издательскую деятельность, и основал (в 1779 г.) московский благородный пансион. В 1779 г. Х. издал "Россиаду", над которой работал с 1771 г. Предполагают, что в том же году он вступил в масонскую ложу и начал новую большую поэму "Владимир возрожденный", напечатанную в 1785 г. В 1779 г. Х. выпустил в свет первое издание собрания своих сочинений. Позднейшие его произведения: пролог с хорами "Счастливая Россия" (1787), повесть "Кадм и Гармония" (1789), "Ода на присоединение к Российской империи от Польши областей" (1793), повесть "Палидор сын Кадма и Гармонии" (1794), поэма "Пилигримы" (1795), трагедия "Освобожденная Москва" (1796), поэма "Царь, или Спасенный Новгород", поэма "Бахариана" (1803), трагедия "Вожделенная Россия". В 1802 г. Х. в чине действительного тайного советника за преобразование университета вышел в отставку. Умер в Москве 27 сентября 1807 г. Х. был последним типичным представителем псевдоклассической школы. Поэтическое дарование его было невелико; его больше "почитали", чем читали. Современники наиболее ценили его поэмы "Россиада" и "Владимир". Характерная черта его произведений — серьезность содержания. Масонским влияниям у него уже предшествовал интерес к вопросам нравственности и просвещения; по вступлении в ложу интерес этот приобрел новую пищу. Х. был близок с Новиковым, Шварцем и дружеским обществом. В доме Х. собирались все, кто имел стремление к просвещению и литературе, в особенности литературная молодежь; в конце своей жизни он поддерживал только что выступавших Жуковского и Тургенева. Хорошую память оставил Х. и как создатель московского благородного пансиона. Последнее собрание сочинений Х. вышло в Москве в 1807–1812 гг. См. Венгеров "Русская поэзия", где перепечатана биография Х., составленная Хмыровым, и указана литература предмета; А.Н. Пыпин, IV том "Истории русской литературы". Н. К

Анатолий Алинин , братья Гримм , Джером Дэвид Сэлинджер , Е. Голдева , Макс Руфус

Публицистика / Поэзия / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза