До и после

Через некоторое время Фостер снял свой футбольный шлем, улегся на подушку и закрыл глаза. Я чуть-чуть подвинулась, остро осознавая каждый раз, когда мой рукав задевал рукав Эзры. Кровать была маловата для троих человек.

Я поняла, что Фостер заснул, и внезапно мне показалось, что мы с Эзрой остались одни, хотя это не так.

Что-то во мне щелкнуло, какое-то осознание, которое превратилось в необходимость завести разговор.

— Какие у тебя колледжи? — спросила я, не отводя глаз от экрана телевизора.

— Что, прости?

— Ты сказал, что сократил число колледжей до четырех. Это секретная информация или как?

Он оттарабанил названия. Крупные университеты, все на расстоянии одного штата.

— Они близко, — сказала я.

— Там хорошие футбольные команды. Но да, они близко, это тоже. Просто я... моя мама...

Он не закончил. Его взгляд переместился на Фостера, как будто упоминание о мамах в присутствии Фостера было табу или вроде того.

Но дыхание Фостера оставалось глубоким. Никаких внутренних сигнализаций не сработало при звуке слова.

— Спасибо, что позвонила, — сказал Эзра после паузы.

— Это была идея Фостера, — сказала я, несмотря на то, что — если я правильно помню — идея принадлежала мне.

Эзра кивнул.

— Жаль, что это случилось с вами, ребята, — сказал он. — Если я могу чем-то помочь...

— Ты уже, — сказала я, прежде чем успела даже подумать об этом. — В смысле помогаешь. Ты уже помогаешь.

Эзра кивнул, и мы вернулись к телевизору, а вскоре я, должно быть, заснула. Когда я открыла глаза в следующий раз, на улице стемнело, фильм закончился, а в комнате не было ни Эзры, ни Фостера.

20

На следующий день состоялась игра против школы Индепенденса. Обычно на дневных играх весело — есть в них что-то более жизнерадостное и ненапряжное, чем в вечерних, — но сегодняшняя оказалась другой. На этой игре мистер Харпер впервые позволил мне держать фотокамеру, и вот почему.

Грязь. Много грязи. И сильный ливень в придачу.

Дождь шел с прошлого вечера. Проснувшись, я спустилась вниз и обнаружила Фостера смотрящим телевизор и лопающим попкорн с моими родителями. Эзра уехал, а на улице начался дождь.

К тому времени, как море зонтов заполнило трибуны и «Кавалеристы Темпл-Стерлинга» вышли на стадион, там было чертовски грязно. К концу первой части игры с трудом можно было разглядеть номера на форме игроков.

У Индепенденса была хорошая команда, до конца первой половины оставалось всего несколько минут, а Темпл-Стерлинг еще ни разу не забил. Мы медленно перемещались по полю, нападение разваливалось, мистер Харпер фотографировал, а я держала над нами обоими зонт и тащила на плече проклятую сумку.

Начался розыгрыш, и Маршалл отбросил мяч назад. Грязь разлетелась брызгами, и по полю побежал игрок, зажав мяч в руках. Он сделал резкий поворот, проскользнув мимо защитников, и со всех ног понесся к очковой зоне, не встречая препятствий. Я никогда не видела, чтобы Эзра так нес мяч, и только когда игрок пробежал мимо нас, я поняла, что это не Эзра, а Кэс.

В этот момент мистер Харпер подался вперед, чтобы сделать фото, и мимо него промчалась толпа защитников, обдав его лицо грязью. Он пихнул фотоаппарат мне, и получилось, что именно я запечатлела через линзы фотоаппарата победу Кэса в очковой зоне.

— Дай мне, — рявкнул мистер Харпер, немного очистив свои очки от грязи.

Трибуны радостно закричали, когда тренер выпустил Фостера. В мокрой, но еще чистой форме он присоединился к команде на поле.

Я немного беспокоилась за него. Сегодня утром с кухни не слышалось возни, а от психолога он вернулся подавленным.

На поле все шло как обычно: снэп [16], установка мяча, удар. Мяч взмыл вверх, описал дугу...

И отскочил от левой стойки. Мимо.

Фостер вернулся на бровку. Пара ребят хлопнули его по спине, но это не было утешением.

Темпл-Стерлинг проиграл восемь очков. По дороге домой Фостер молчал.

— Погода ужасная, — сказал папа с переднего сиденья. — Наверное, трудно было разглядеть что-либо.

Фостер не ответил, так что я выдавила:

— Ага.

Дома мама попросила Фостера оставить щитки за дверью. Он швырнул их на пол, разбросав повсюду засохшую грязь, хлопнул задней дверью и протопал к себе в комнату.

Мама пошла было за ним, но я сказала:

— Дай я.

Она с сомнением посмотрела на меня:

— Ты хочешь с ним поговорить?

— Да. — Я знала, что она имеет полное право удивиться, но все равно возмутилась. — Он мне вроде как... — Я по-прежнему не могла произнести «брат». — Он как... — Я сдалась. — Я поговорю с ним.

Дверь в комнату Фостера была распахнута. Он лежал на кровати спиной к двери.

— Фостер.

— Уходи.

— Что не так?

— Что не так? — Он сел, сверкнув глазами. — Я подвел команду!

— Каждый время от времени может промахнуться. Посмотри на Маркуса. Он частенько не попадает.

Фостер промолчал.

— Слушай, ты сделал все возможное, понял? Вот что важно.

— Если бы я сделал все возможное, то попал бы!

— Ладно, да, но в любом случае команда проиграла бы семь очков, так что это не имеет значения, так?

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Дев. Ты ничегошеньки ни о чем не знаешь!

Я заморгала.

— Ну, я уверена, что знаю что-то о чем-то.