До и После. Миражи

Даже жаль… Олли так хотела побыть свидетелем в деле. Может, ее бы даже показали по телевизору. Личико-то у нее премиленькое. Но теперь ни телевидения, ни журналов. Зато талант не пропал.

Теперь вместо того, чтобы грабить и мучить, они мучили и похищали.

***

Они сидели в кустах перед домом, в одной из комнат которого горела керосиновая лампа. Силуэт в окне время от времени мелькал туда-сюда.

Они нашли этот дом еще неделю назад и, когда поняли, на кого наткнулись, решили не вламываться сразу – сначала поиграть.

И вот – час игры настал. Приоткрытое окно дало им возможность сделать все по-тихому. Они не до конца еще продумали план, решили импровизировать, когда встретятся с музыкантишкой лицом к лицу. Подруга его уже спит, а он, как всегда, бродит по дому со стаканом в руке.

Олли пошла первая.

Он сидел в кресле спиной к ней и цедил содержимое бокала. Она на цыпочках приблизилась к креслу, перекинулась через его спинку и протянула руки к музыкантишке. Он слегка вздрогнул, но не произнес ни слова. От него пахло алкоголем, и она чувствовала, что все делает правильно.

Одной рукой обняла его за шею, вторую положила ему на грудь, залезла пальцами под рубашку. Он прикрыл глаза и прислонился головой к ее руке. Норт был уже изрядно пьян, Олли видела, как он млеет под нежными прикосновениями.

Прядь волос упала вниз, он улыбнулся и потерся щетиной об ее щеку. Пьяным чуть хриплым голосом произнес:

– Надо было делать так каждую ночь...

Олли хмыкнула, но ничего не сказала.

– Почему не спишь, Лини-бикини? – Он поднял руки к ее шее, чтобы притянуть к себе.

«Даже не понял, что я – не она».

Олли улыбнулась. Ей понравилось дурачить глупого пьяного музыкантишку. Она наклонилась ниже, поддаваясь его рукам, почти коснулась своими губами его губ, но в последний момент увернулась и тихонько рассмеялась ему в ухо, затем прошептала:

– Потому что я не Лини-бикини.

Она отстранилась и встретила его затуманенный взгляд, еще шире улыбнулась и ласково прошептала:

– Я – твоя беда.

***

Секунду-другую он не понимал, что происходит. Он не раз просыпался пьяным в объятиях чужих ему женщин, но, трезвея, всегда предпочитал видеть рядом свою. Когда Норт осознал, что происходит нечто странное и пугающее, было уже поздно. Женщина зажала ему рот и обхватила за шею.

«Удушающие стальные объятья».

Она, конечно, не была морским пехотинцем, который мог бы свернуть ему шею на раз, но явно знала, что делает. Какое-то время Норт дергался, пытался вырваться, но когда перед ним показался мужчина с пистолетом, сразу обмяк.

– Правильно, молодец, – послышался тихий ровный голос. – Крикнешь, и твоя спящая подружка станет мертвой подружкой. Ты меня понял?

Норт покивал.

Женщина ослабила хватку. Мужчина вышел вперед и встал напротив Норта.

***

– Если будешь вести себя тихо, твоя подружка не пострадает. Если дернешься или заорешь, я вышибу тебе мозги.

Норт опять покивал. Олли выпустила его из своих объятий и насупилась. Она вдруг поняла, что еще не наигралась и теперь хочет настоящий спектакль, один из тех, что они уже разыгрывали перед ошалевшим товаром.

– Что-то не так? – спросил Дэн.

Олли скривилась.

– Да, – отрывисто сказала она, – я хочу «Спящую красавицу».

Дэн удивленно приподнял бровь.

– Тебе же обычно нравится «Гензель и Гретель», разве нет?

– Не сегодня. Я хочу «Спящую красавицу», а потом уже… – она замолчала, – потом я решу, что делать дальше.

– Ладно, – Дэн пожал плечами.

Он достал что-то из кармана и кинул ей. Норт смотрел на все это остекленевшими глазами, не понимая вообще ничего. Олли опять нависла над ним, прижалась губами к его уху и прошептала:

– Не бойся, это не больно, – стала отстраняться, поглаживая Норта по щеке. – Я тебя не съем! По крайней мере, пока.

Она запустила пальцы в его длинные волосы и ногтями царапнула кожу. Ей нравилось играть с ним! Он податливый, как плюшевая игрушка. А еще пьяный и напуганный.

***

Норт понимал, если бы они встретились при других обстоятельствах, он наверняка проснулся бы с ней утром, горько жалея о содеянном, но понимая, что таким, как она, сопротивляться сложно. Они словно яд, от них дуреешь до тех пор, пока они окончательно тебя не отравят. Норт любил ядовитых женщин. Он любил все, что разрушает его жизнь, ведь только тогда чувствовал, что живет.

«Мы все хотим жить вечно. Почти так же сильно, как хотим умереть», – так он должен был петь в своем новом, так и не вышедшем альбоме. И женщин он хотел таких, от которых много проблем. С Лиа тоже бывали проблемы, но она никогда не сочилась ядом. Она тянула его к свету, а ему было уютней во тьме. Ему было нужно, чтобы что-то постоянно травило его. И когда он приближался к самому краю – хватался за Лиа, и та вытягивала его. Раз за разом. До того как все станет совсем плохо.

Сейчас он тоже увидел край, но пока еще к нему не приблизился. Пока еще очень хотелось, чтобы ядовитая незнакомка продолжала шептать ему угрозы на ухо, чтобы нависала над ним и улыбалась, замышляя недоброе.

И недоброе случилось. В шею вонзилась игла. Незнакомка ввела ему что-то из шприца, что-то кроме своего собственного яда.