До и после заката

Картину довершает представитель отдела главного металлурга со слёзной просьбой сфотографировать титановую отливку нового образца. Естественно, в течение часа.

– У вас же единственный на весь завод цифровой фотоаппарат, – железно аргументировали свою позицию ходоки.

В канун новогодних праздников в отдел рекламы вообще не зарастала народная тропа. Почти каждый заводчанин страждал урвать себе календарь на будущий год. При хронически дефицитном бюджете этой востребованной представительской продукции выпускалось немного, и её едва хватало для раздачи вип-персонам и посетителям выставок. Мне ещё много лет снились заглядывающие в кабинет просящие физиономии и их стенания: «Олег Юрьевич, ну когда же будут обещанные вами календари?»

Впрочем, ни для кого врагом народа я так и не стал. Если человеку не доставался самый представительный квартальный кадендарь с красным бегунком посередине, я ему вручал настольный треугольный календарь, ну а если заканчивались и они, то в расход шли карманные календарики, коих было великое разнообразие и изготавливалось их несчётное количество.

Я приходил на работу в 7 утра, уходил в лучшем случае в 7 вечера. Ночью мне снились схемы строповки грузов, флаги народов мира и директор Елин, сидящий на титановой отливке. Просыпался я в пять утра от икроножных судорог и, понимая, что сегодня не воскресенье, впадал в отчаяние. Зачем я загнал себя в эту карусель, что же мне спокойно не жилось на пенсии.

– Олежик, ты вложил в подарки немцам чак-чак? – Сергей Никулин очень волновался перед приездом делегации из Германии, намечался перспективный контракт по гражданскому судостроению, которым он заведовал.

– Не смей волноваться, Сергей Юрич, всё в поряде. И чак-чак, и баурсак, и сегодня ещё за тюбетейками в Казань съезжу.

Никулин удовлетворённо вздохнул. Ему было тяжело переносить рабочие тяготы: последние полгода он был в капитальной завязке, поскольку начало подводить здоровье. По десять банок пива за вечер, как в былые времена, начальник отдела гражданского судостроения употреблять уже не мог. Расслаблялся только сигаретами и кофе. Но это мало ему помогало, и Никулин вечно ходил гружёный, волновался по каждому пустяку. Даже этот звонок насчёт чак-чака Сергей Юрьевич совершил в 11 вечера, и такая практика для него стала в порядке вещей, мы привыкли. Лучше бы он выпивал, чем ходить натянутый как струна и волнующийся подобно директору атомной электростанции.

Сомневаюсь, что немцам будут интересны национальные головные уборы татар. Понимаю, чак-чак или баурсак ещё можно за милую душу схомячить за чаем, но что им делать с шестиугольными тюбетейками? Впрочем, учитывая массовую миграцию азиатов в европейские страны, шапочки в эпоху мультикультурализма могут оказаться актуальны.

На следующий день я, как и задумывал, смотался в Казань, после обеда приготовил все подарочные комплекты, не забыв положить в них и представительскую продукцию: календари, ручки, зажимы для галстука, буклеты и прочее. Вызвал к 5 вечера фотографа Чурова, переговоры с немчурой намечались на вечер. У Алексея Василича была задача нажать один раз на кнопочку фотоаппарата после подписания контракта (если таковое состоится).

Видимо, предусмотрительность не мой конёк. Я наивно предполагал, что гости из Берлина быстренько прочтут документы, поставят свой крестик на бумаге и в 7 вечера поедут счастливые в ресторан, где уже приготовлены все баварские радости: шнапс, рульки, колбаски.

В 7 вечера ужинать никто не поехал, в 8 вечера тоже, в 9 вечера из комнаты переговоров вышел краснолицый Никулин и сдержанно спросил у нас с Чуровым:

– Ребята, у вас всё готово?

– Да у нас-то уже 4 часа, как всё готово! – ответили мы в один голос с фотографом. – Когда они подпишут-то?

– Не знаю, они внимательно всё читают, дошли до 18-й страницы контракта.

– А сколько всего страниц? – робко поинтересовались мы.

– 50, – ответил Сергей Юрич и ушёл обратно.

Мы с Чуровым в отчаянии переглянулись: вот попадалово-то! И что мне мешало заранее накупить какой-нибудь снеди и напитков. Сидели бы сейчас спокойно и ждали своего выхода. А так у обоих ни маковой росинки во рту. Фотограф увлекался туризмом, и трудности привык встречать стоически: он спокойно сидел в кресле и листал рекламные журналы. В столе у Альбины была половинка шоколадки, мы были ей рады не меньше, чем блокадники краюхе хлеба, – слопали за 10 секунд. Время тянулось чудовищно медленно. Что удивительно, после полуночи у нас открылось второе дыхание, и мы даже стали шутить по поводу затянувшегося трудового дня и о том, что забывать стала немчура уроки второй мировой.

Никулин, едва шевеля ногами, вышел из кабинета переговоров в начале четвёртого часа утра. По его взлохмаченному виду и нездоровому блеску в глазах можно было понять, что он развязался. Но не это главное: гости решились-таки подписать контракт. То есть ночь мучений прошла не зря.