До края. Звёздный романс

Только сейчас мальчик стал понимать. Только сейчас он ощутил дрожь в пальцах и коленях. Жар прокатился по телу пенистой волной. В его руках был инструмент – самый базовый, но оттого не менее опасный. Каждый из учеников знал, чем грозит неверное написание формулы. Не зря все они корпели над ними сорок минут без остановки. И никто из них всё равно не знал, что хоть кому-то из них дадут активировать свой труд. Было ли это в планах учителя или он сам это только что придумал – неизвестно. Сдавший свою работу практически в начале занятия Люк был поражён не меньше остальных. Сердца у всех забились, однако не так громко и часто, как у «юного Лироя». Он в последний раз молящим взглядом посмотрел на мастера и, не найдя никакого сочувствия, повернулся к бумаге. Они писали особыми чернилами, которые и вправду используются для профессиональной метаграфии. Палец боязливо лёг на колёсико зажигалки. Лирой подошёл ближе, словно подбираясь к спящему медведю, и поднёс вытянутую руку к бумаге. Левым кулаком он поспешно вытер с лица выступивший пот, чтобы ни одна капля не успела упасть. Для него пропал и класс, и уже не скрываемые учениками пугливые и при этом заинтересованные взгляды, и учитель с, казалось бы, совершенно отстранённым лицом. Вспотевший палец уже напрягся до предела. Минерал завис над тёмно-синей дорожкой чернил. Лирой глубоко вздохнул.

Щёлкнула металлическая крышка. Ученик спрятал огниво в сжатой ладони. Обернувшись к мастеру, он стыдливо выпалил:

– Прошу прощения, никак не могу, господин-мастер Юлмуус.

Преподаватель никак не изменился в лице. Он подошёл к Лирою, протянул руку и взял у того инструмент. Затем шагнул к столу, поднял журнал и расслабил шнурок на обложке.

– Юный Лирой, – мастер поднял из чернильницы перо и вытер о горлышко, – за сегодняшний урок ты получаешь оценку «неудовлетворительно», – имея на руках верную формулу ты не смог поверить в себя и активировать её. Пересдача на следующей неделе.

Твёрдой рукой он вывел в журнале ровный крест. Стоявший рядом в полном ошеломлении Лирой нервно прикусил губу. Он останавливал сам себя от справедливых возражений. Вероятно, он хотел спросить об оценке умника Люка, об изначально установленном задании, но сам понимал, что не мог и не имел права так поступать. Вся аудитория также замолчала, умолкли перья. Теперь каждый думал о том, что скоро каждому из них придётся дрожать над своим листком с осознанием того, что оплошность будет стоить им, возможно, способности учиться здесь дальше. Где-то в помещении раздался нервный смешок, однако его никто не услышал.

В институтском дворе повисла дрожащая тёплая тишина. Красный солнечный диск опускался за землю далеко за волнистыми лугами. Травяной ковёр уходил во все стороны, и только одна широкая дорога тянулась от ворот и до ближайшей станции. А с верхушки можно было рассмотреть крыши городских домов. Это были четыре здания, четыре белых камня, стоящие кругом. То, которое перед воротами, было сделано в виде арки. Другие же – совершенно одинаковые по виду, но не по функциям. Дальнее среднее являлось, конечно же, главным, имея первым и вторым своими этажами аудитории для занятий и лекций, вторым и третьим – жилые помещения для профессоров и последним – места их собраний, одно из, вероятно, самых важных мест во всём Нортфорте.

В этот час, нарушая уличную тишину, во двор выходили ученики средних курсов. Гуляли они всё ещё меж четырёх стен под взглядами десятков людей – большая свобода, на которую они могли надеяться. Люк вместе с ними спустился с крыльца, засунув руки в брюки. Вечерний ветерок приятно холодил лицо, да и воздух был намного свежее, чем в институте. Все разбивались по группам. За несколько лет каждый уже нашёл себе двух-трёх друзей. В учебное время не поговорить, а сейчас можно было обсудить всё наболевшее, пошутить, шёпотом перемыть кости учителей. Для Люка существовал лишь один друг – личный журнал.

Занятие с мастером Юлмуусом было давно закончено, и все ученики были целы, в отличие от Лироя, который, было видно, пребывал в невиданном бешенстве, которое еле-еле сдерживал. Он оказался жертвой учительского эксперимента, психологического воздействия на учеников. Никто, кроме него, больше не держал в руках огниво. Ему ничего не оставалось, не считая возмущённой жестикуляции и фильтрованных ругательств в компании товарищей.