До особого распоряжения

- Да... Без японца не обойтись. Я могу застрять у вас надолго.

- Вот и хорошо...

Хозяин хотел шагнуть к двери, но Махмуд-бек его остановил:

- Подождите... Мы вместе пойдем к японцу.

Осторожно ступая на больную ногу, Махмуд-бек двинулся по комнате. У шкафчика, в дверцах которого

поблескивали небольшие зеркальца, он остановился. Худое, небритое лицо... Колючая щетина скрывала

острые скулы. Глаза ввалились.

Как же он выглядел вчера, до этого короткого тяжелого сна? Махмуд-бек провел по щетине, невольно

усмехнулся.

От зеркал, по дверцам, отходили лучи: аляповатые листочки. Видно местный художник старался

угодить богатому хозяину, разрисовав старательно шкафчик, не жалея самых ярких красок. Усталое,

небритое лицо в этом диковатом обрамлении было немного смешным.

- Вы так щедро нас угощаете, дорогой Акбар. А вид у меня страшноватый...

- Пройдет, - успокоил хозяин. - Пройдет. Японец все сделает. Он умеет и ноги резать. Одного от

Джанибека привозили. Японец хорошо резал. Тот живой остался. С деревянной ногой теперь.

Неприятный холодок пополз по спине. Махмуд-бек еще ни разу серьезно не задумывался над

причиной болезни. Что с ногой? В который раз уже боль дает о себе знать так резко? Неужели гангрена?

- Японец все сделает. . - продолжал слишком откровенно и грубо успокаивать Акбар. - Только лежать

долго надо.

Лежать... Махмуд-бек качнул головой. Тогда он останется лежать в горах навсегда. Через несколько

дней братья Асимовы вернутся в Гульташ. Расправиться с больным человеком они смогут в считанные

минуты.

Лежать Махмуд-бек не имеет права. Надо немедленно возвращаться вниз, в город. Надо уточнить

расположение банды Джанибека и возвращаться. Любым путем. А сейчас так хотелось самому

послушать радио.

- Может, сюда позвать японца? - предложил хозяин.

- Нет. . Мы пойдем к нему. Так надо! - твердо сказал Махмуд-бек.

Этот японец ничем не отличался от своего земляка, хозяина харчевни в поселке Ага-хана. Такой же

юркий, худенький, с подобострастными поклонами, человечек. Он поблескивал стеклышками очков, за

которыми щурились близорукие глаза. Наверное, очки надо было давно заменить. Дешевенькая

металлическая оправа потерлась.

184

И одежда, и убранство комнаты свидетельствовали о бедности человека, которого судьба занесла

далеко от родной земли.

Японец не удивился приходу неожиданных гостей. Он ничему не удивлялся. То нервное потрясение, о

котором говорил Акбар, уже прошло. Вероятно, в день окончания войны его человек с новым заданием

перешел границу

Взглянув на правую ногу Махмуд-бека, японец понял причину появления этих людей. Он отвел

больного в маленькую комнатку, уложил на ветхий топчан и стал стягивать сапог.

- Сейчас, - на местном диалекте прошептал японец.

Он словно рассматривал сапог, хотел примериться, как легче снять его, и вдруг ловко и резко рванул.

Удивительная сила была в этих тонких, цепких пальцах. Махмуд-бек невольно ойкнул.

- Сейчас, - опять прошептал японец.

Он ощупывал красную, вздутую ногу, так же ловко примериваясь сжать в самом больном месте, чтобы

понять причину этой боли.

- Сейчас...

Махмуд-бек сжал зубы. Он приготовился выслушать самое страшное заключение. По лицу, по глазам

японца ничего не поймешь. Японец кивнул Акбару и вышел с ним в другую комнату. Они шептались

минуты три. Только после этого Акбар стремительно, не скрывая радости, метнулся к своему гостю:

- Все будет хорошо. Японец будет лечить.

- Сколько? - спросил Махмуд-бек.

- День-два... не больше. Но просит вернуться в большой город. Там нужно лечить. По-настоящему.

- Японец может включить радио?

- Я поговорю с ним.

Минут тридцать японец массировал ногу, втирал пахучую желтоватую мазь. Потом принес тряпку, от

которой шел пар. Прижал тряпку к ноге, подержал, словно испытывая терпение Махмуд-бека.

- Сейчас...

Закончив не очень сложную процедуру, он втащил небольшой приемник, батарею. Подключил ее к

приемнику. Все делал молча, спокойно, не обращая внимания на больного, не интересуясь его

самочувствием.

Приемник стоял рядом с топчаном. Махмуд-бек имел возможность крутить шкалу настройки.

Старенький, облезлый ящик. Но в него вмонтирована мощная аппаратура. Мигал зеленый огонек.

Двигалась шкала, раздался треск, обрывки заунывных песен, непонятной музыки, чужие слова... Все это

неслось в тесную комнатку через горы, через сотни километров. А японец, взглянув на Махмуд-бека,

только сказал:

- Сейчас...

Он ушел и не появлялся до полночи.

Махмуд-бек нашел советскую радиостанцию. Через треск и шум послышался знакомый миллионам

людей голос диктора. Передавали строгие строки акта о безоговорочной капитуляции немецко-

фашистских вооруженных сил.

Вошел японец. Прислушался к русским словам и показал на ногу.

- Сейчас...

Он выключил приемник: берег батарею. Ничего нового радио в ближайшее время не сообщит.