До особого распоряжения

Такую картину рисует Борис Пармузин и в повести «Время первых тюльпанов», действие которой

происходит в молодом городе, расположенном рядом с пустыней. И воины гарнизона, и строители

химического комбината дружной единой семьей встали против разбушевавшейся стихии и победили.

Несколько рассказов и повесть «Тропа зыбких надежд» посвящены славным пограничникам. И вновь

автор показывает в этой повести дружбу воинов горной заставы с чабанами, с молодежью далекого

кишлака. Это они, пограничники и чабаны, срывают авантюристические планы иностранных разведок на

труднодоступном участке границы.

Сложной, кропотливой деятельности советских разведчиков посвящена повесть «Цвет восточного

неба».

О славных боевых традициях Советской Армии, о становлении молодого воина рассказывает повесть

«Сабля в отблесках огня».

Как правило, произведения Бориса Пармузина остросюжетны, а его герои - сильные, волевые люди.

В работе над книгой принимал участие советский разведчик, выведенный под именем Махмуд-бека

Садыкова, его товарищи чекисты, ныне персональные пенсионеры. Они помогли автору передать

атмосферу прошлых лет, всю напряженность борьбы, которая велась ради мира, ради счастья нашего

народа.

Вадим КОЖЕВНИКОВ,

Герой Социалистического Труда

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЛУННЫЙ СНЕГ

Даже в июньский вечер вершина казалась синеватой и

холодной. Если на нее смотреть несколько минут, не отрывая

глаз, то невольно поежишься. Не верится, что совсем рядом,

у Джизака, нынче днем метался горячий ветер, обжигал

пшеницу, поднимал с дороги густую, тяжелую пыль.

Стремительно наступают в горном кишлаке сумерки. Над

вершиной Айкар рассыпаются звезды. Так и кажется, что они

вот-вот вздрогнут и покатятся вниз по снежным склонам.

Мальчишки сидят на валунах, слушают грохот вечно

беспокойной речки и смотрят на вершину.

Странное название у вершины: Айкар - Лунный снег.

Из-за гор выползает круглый красноватый шар.

Тревожный цвет у луны. Опять пойдут в кишлаке разговоры -

к беде, к смерти.

В недавнюю же страшную ночь, когда в кишлаке ночевала

басмаческая банда, над вершиной повис хрупкий месяц.

Курбаши остановился в доме Зухры-апа - веселой,

расторопной женщины. Хмурый гость долго смотрел, как

хлопочет хозяйка во дворе, гремит посудой, заваривает чай.

Затем поманил женщину кривым грязным пальцем и

приказал, подмигнув:

- Потом чтоб привела...

Зухра-апа с ужасом посмотрела в угол двора, куда кинул взгляд курбаши, - у тандыра копошилась

двенадцатилетняя дочь.

- Я сейчас, сейчас, - торопливо произнесла Зухра.

Она помчалась к соседу - старому, опустившемуся человеку. В низкой комнатке было душно и темно.

В нос ударил запах анаши. Сосед уже успел накуриться и сейчас блаженно щурился, рассматривая

женщину.

- Ну, чего тебе?

Она попросила немного анаши. Сосед стал хихикать, вертеть головой, но все же достал тряпочку,

долго разворачивал ее и наконец извлек серый комочек. Желтым ногтем он пытался отломить несколько

крошек.

- Что? Сам захотел?

- Он. Давай все. Завтра верну, - поторопила Зухра-апа.

- Все? - Сосед опять странно захихикал.

3

Зухра-апа долго мяла комочек, как заправский курильщик, который готовит анашу для большой

компании.

Плов, приправленный пьянящим зельем, был на редкость вкусным. Курбаши ел и хвалил. Хвалили и

его подчиненные.

После плова пили чай и сладко зевали.

Курбаши еще раз предупредил:

- Сейчас отдохну, а потом - приведешь. - И снова подмигнул.

Уснул он мгновенно. Деревянная кобура маузера, небрежно брошенного рядом, тускло блестела.

Курбаши распустил поясной платок и снял халат. Он даже разуться не смог.

Зухра-апа молча разглядывала серебристые подковки. Сапоги у курбаши были новые, из добротной

кожи. Видно, в дальний поход собрался.

У порога, обнявшись с винтовкой, спал толстый, с лоснящимся лицом, басмач. Он храпел,

захлебываясь. Во дворе на мягких одеялах крепко спали еще три басмача.

Зухра-апа долго рассматривала изрытое мелкими оспинками, черное лицо курбаши. Говорят, он

родом из горного кишлака. Поэтому хорошо знает каждую тропинку. Он спокоен. Знает, что ночью сюда

никто не проберется. Даже часового не выставил.

Зухра-апа осторожно вышла из комнаты, постояла, осмотрелась. Кишлак спал. Хотя какой сейчас

сон? Все притаилось, не скрипнет калитка, не послышатся шаги. Узкие улочки кишлака вымощены

камнем, а камень быстро выдает прохожего. Легко нарваться на пулю или нож.

Зухра-апа постояла у тандыра, потом взяла колун и, не оглядываясь, вошла в дом.

В кишлаке стояла прежняя тишина. Только где-то лениво лаяла собака. Вдруг от сильного пинка

открылась дверь и от дикого крика вздрогнул кишлак.

- A-a-a! A-a-a!..

Какой-то басмач метался по двору. Ударом приклада он свалил костлякового старика и, подняв