До особого распоряжения

- Может, ты в конце концов вернешься на родину, - говорит старик.

Он смотрит на сверкающие базарные ряды, но не видит их.

- В Фергане шумят тополя... Не золотые, а настоящие.

Муфтий Садретдин-хан решил устроить торжественные похороны Ислама-курбаши. Эмигранты были

оповещены о смерти национального героя, бесстрашного, умного воин». К узбекской мечети потянулся

народ. Многие, соблюдая обычай, пришли в дом бывшего курбаши - глинобитную кибитку с

покосившимися окнами, со стенами, из которых торчали рыжие соломинки. Старики присаживались к

скромному дастархану, и наманганский мулла, тяжело отдышавшись, в который раз читал коран. Читал

торопливо, зная, что через несколько минут придется встречать другую группу мусульман.

Потом старики скромно отламывали по кусочку лепешки, лениво жевали, запивали несколькими

глотками чая. В это время присутствующие украдкой косились но сторонам. Прославленный воин ислама

жил в нищете. Нищета кричала, била в глаза, в ноздри голыми стенами, земляным полом, ободранным

сундучком и застоявшейся сыростью.

У дверей топталась молодежь. Парни еще не думали о смерти, но при виде сырой, вонючей конуры

вздрагивали, ежились. Чужая земля... Так жил крупный курбаши. Что же будет с простыми смертными?

Старики задумывались. Молчаливые, хмурые, они переживали не смерть Ислама-курбаши, а свою

судьбу.

Догадливый муфтий Садретдин-хан сразу же почувствовал настроение толпы. Ко всем титулам,

которыми он снабдил покойного, муфтий решил прибавить еще один - поговорить о святости скромного

человека, отдавшего имущество и жизнь народу.

Муфтия бесило присутствие гнусного изменника Саида Мубошира. Надо же... Успел пригреть,

приласкать этого бездомного босяка Рустама. Говорят, Рустам теперь тоже служит в правительственной

71

канцелярии. Он сменил европейский костюм на халат и чалму и сейчас смиренно стоит, сложив руки на

груди. Своим присутствием Рустам опровергал слухи о посягательстве на какое-то наследство,

принадлежащее покойному курбаши.

«Старая лиса, - подумал муфтий о Мубошире. - Это он притащил молодого человека».

Вслух выругался:

- Босяки! Зря я тогда остановил Курширмата. Надо было этого щенка...

Махмуд-бек увидел, как затряслась у муфтия бородка, и тихо произнес:

- Стоит ли на них обращать внимание, господин?

- Ждут не дождутся, - тоже зашептал муфтий, - когда мы подохнем.

В этом Махмуд-бек не сомневался.

Переулок, ведущий к узбекской мечети, был забит эмигрантами. Появились и полицейские.

Недалеко от узбекской мечети находилось кладбище, но принадлежало оно каратегинцам. Высокие,

сильные люди, выходцы из горных таджикских кишлаков, с утра выстроились вдоль стен. Трудно понять,

в чем дело, почему выжидающе смотрят на толпу молчаливые мужчины, заложив руки за спину. И

вообще, почему на кладбище такое оживление. Почти у каждой могилы стоит человек.

Махмуд-бек поделился сомнениями: стоит ли хоронить Ислама-курбаши на чужом кладбище?

Муфтий Садретдин-хан начал смутно догадываться о предстоящих неприятностях. Но теперь его

было трудно остановить.

- Ислам-курбаши - мусульманин, - скорее себе, чем Махмуд-беку, начал объяснять муфтий. - Он много

сделал и для этих дураков. Разве Исламу не найдется здесь места? Неужели мы должны почтенного

человека тащить на окраину города?

Махмуд-бек не стал спорить, но счел своим долгом сказать:

- Не нравится мне присутствие полиции. Наверное, Саид Мубошир постарался.

- Он... - Голова у муфтия тряслась. - Он, негодник. Предатель. Шпион.

Окружающие поворачивались к уважаемому муфтию. Внимание мусульман подбодрило старика.

- Он ползает в ногах у местных властей. Лижет им руки. Он забыл о своих братьях.

Саид Мубошир стоял в стороне. Чиновник отличался от «братьев» и одеждой, и непринужденной

позой. Он не хотел смешиваться с толпой. Злые глаза бегали по лицам. Саид Мубошир был всегда готов

к подлости. Люди избегали с ним встречаться даже взглядом.

На муфтия Саид старался не смотреть.

- Негодяй, - зло ворчал старик. - Принарядился... Павлин!

Настало время двигаться на кладбище. Над толпой, колыхаясь, поплыли товут - носилки с

покойником. Темное покрывало резко выделялось над головами в белоснежных и зеленых чалмах.

Поправляя очки, вперед двинулся Курширмат, за ним - муфтий.

Согнутые спины мулл, бывших баев. Шла старость, одряхлевшая, нищая. Шла и опять думала не о

судьбе Ислама-курбаши - о своей собственной.

А на траурную процессию надвигалась стена каратегинцев.

Муфтий вынужден был выступить вперед.

- Братья! Мусульмане! Мы прощаемся с нашим другом, с воином ислама. Чего вы хотите?

От каратегинцев отделился старик, крепкий, жилистый, с черной бородой без единого седого волоска.

Он покачал головой:

- К нам нельзя.

- Почему?! - взвизгнул муфтий.

- У нас в каждой могиле по пять-шесть братьев. К нам нельзя, - спокойно повторил старик.

Муфтий поднял руки и пронзительно закричал:

- Что же это делается на земле, о всевышний?!