До особого распоряжения

Махмуд-бек вынужден был продлить свое пребывание в городе еще на один день.

Рассвет вползал в кривые улочки осторожно, с опаской. Он будто не хотел тревожить покой уставших

бедных людей. Но они уже поднимались. За два-три квартала базар давал о себе знать. В маленьких

харчевнях разжигали огонь, гремели посудой, лениво переругивались. Здесь обычно на черной работе

мотаются мальчишки. Они зевают, не слушают хозяев, трут грязными кулачками красные глаза.

Медлительный дым выползает на улочку. Он долго не может подняться из глиняного царства, сжатый

заборами и кривыми стенами.

У базара, прикрыв тряпками арахис, ночуют оборванные крестьяне. Спят, пока не заскрипят арбы, не

скользнет луч солнца. Все равно покупателей нет. А встанешь - сразу потянет к аппетитному дымку

харчевни или в чайхану.

У ферганца много ранних посетителей - вот таких нищих торговцев.

Ночи становятся прохладными. Еще месяц-другой - и закружит мокрый снег, зачавкает под ногами

грязь.

Недавно Махмуд-бек встретился с одним русским эмигрантом. Бывший офицер открыл небольшую

мастерскую. Он принимал в ремонт радиоприемники и граммофоны. Клиентура у механика отборная -

состоятельные люди. У некоторых он бывал дома.

- Как вы живете? - рассеянно спросил механик и сразу же сообщил: - Дела-то такие... Немец был под

Москвой.

Лицо у него серое, помятое. Махмуд-бек не знал, как ответить: радоваться или сочувствовать.

- Вам этого не понять, господин Махмуд-бек, - вздохнул эмигрант. - Да и сам я только вчера понял, что

я - русский. Вот так...

И он прошел мимо.

В чайхане свои новости. Нищий люд далек от больших событий. Обсуждаются цены на товары,

овощи, говорят о плохом урожае, о воде, за которую приходится дорого платить.

Хозяин поставил перед Махмуд-беком чайник, пиалу, принес поднос с изюмом, золотистой курагой.

- Скоро будут лепешки.

Чайханщик встревожен. Махмуд-бек свое настроение скрывает, хотя то и дело косится на открытые

двери.

- Шамсутдин был вчера, - говорит хозяин по-узбекски.

Махмуд-бек кивает: знаю.

- Еще новость, - чайханщик присаживается рядом. - Плохая новость. - Он смотрит на Махмуд-бека,

ждет вопросов. Не дождавшись, сообщает: - Господина Мубориша арестовали. Его молодого помощника

- тоже. Курширмата, Тохта-бека - тоже.

- Когда? - не выдержал гость.

- Ночью.

- Откуда вам известно?

- Полицейские были... Один знакомый, часто заходит.

- Сегодня были? - Махмуд-бек уже не владел собой: разумеется, теперь Шамсутдин не приедет.

- Сегодня. Чуть свет. .

- Они часто заходят. . полицейские?..

- Нет. В первый раз.

Махмуд-бек невольно провел ладонью по халату, нащупал браунинг. За все годы Махмуд-бек ни разу

не нажал на спусковой крючок. Может, пришло время? Но это называется сопротивлением властям.

Махмуд-бек взял за руку хозяина, отошел с ним к фыркающим самоварам.

- Спрячьте, пожалуйста. Отдайте кому-нибудь.

Чайханщик ловко развязал поясной платок и завернул браунинг.

- Хорошо, господин Махмуд-бек. А вам, может быть, помочь?

- Чем, уважаемый?

- Вот человек...

В углу чайханы кто-то крепко спал, повернувшись лицом к стене.

- Он может вывести из города.

- Когда?

- Вечером.

До вечера нужно было где-то переждать. Возвращаться домой было уже нельзя. Чайханщик понял, в

чем дело.

- Я вас спрячу, - сказал он.

101

Но в это время один за другим в чайхану, чуть сгибаясь в низких дверях, вошли четверо полицейских.

Они осмотрелись и среди крестьян сразу же заметили Махмуд-бека. Он был в хорошем, добротном

халате, в начищенных сапогах, на голове - белоснежная чалма.

- Господин Махмуд-бек Садыков, - торжественно объявил сержант, - мы за вами.

Наступила тишина. Кто-то нечаянно звякнул крышкой чайника. Крестьяне при виде полицейских

сжались, стараясь не смотреть на представителей власти, хотя за ними - никакой вины. Да и что

возьмешь с нищего человека?

Тишину нарушил звонкий голос мальчишки. Он принес на голове широкую корзину свежих горячих

лепешек. Чайханщик попросил сержанта немного подождать. Сорвав с себя последний поясной платок,

он расстелил его, положил несколько лепешек, изюма, кураги, навата. Узелок понес один из полицейских.

Но узелок остался где-то у тюремных стражников. С этого часа Махмуд-бек стал получать половину

черствой черной лепешки в день.

Потянулись дни, медленно складываясь в недели и месяцы.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Я завершил работу над диссертацией. Скоро защита. В газетах появится короткое объявление: «На

соискание... кандидата филологических наук».

И это - в мол шестьдесят с лишним лет. Что скрывать, было не очень легко снова возвращаться к

книгам, к поэзии. Сверстники давным-давно стали известными учеными, литераторами.

В чужих странах я читал урывками. Библиотеки были большой редкостью. Полки с книгами в домах -

тоже редкость. И конечно, не хватало времени. В основном я читал уже знакомые произведения древних

восточных поэтов.

У меня на родине росла, крепла новая литература. Она боролась с врагами, призывала людей к