Замотала головой. На место растерянности пришла ярость. Платок сполз с плеч, аристократично узкие ладони сжались в кулаки.
— Почему вы молчите?! – закричала она. – Почему вы оба молчите?! Кто это сделал?! Я хочу… хочу, чтобы тот, кто это сделал, в аду горел! Вы должны…
— Прекрати, — гаркнул Вандор и всё-таки сгрёб жену.
Она принялась вырываться, плакала и кричала, что тот, кто забрал у неё Стэллу, должен ответить. По скулам Вандора ходили желваки. Он был на пределе. На пределе был каждый, кто знал Стэллу не как дочь Эдуарда Белецкого, а как девушку, выжившую вопреки всем возможным законам и правилам.
Я не выдержал и отвернулся к дому. Блядь! Проклятье! Если после того, как всё всплывёт, Вандор решит разбить мне морду, будет прав.
Кое-как ему удалось успокоить Милану и усадить в машину. Притихшая, она закрыла глаза и прислонилась головой к стеклу. На меня больше не смотрела и даже не шевелилась. На бледных щеках остались разводы от туши, сдерживающая волосы лента слетела.
— Она была ей как сестра, — тихо сказал Вандор.
Я кивнул. Хрен ли он это говорит, если я и так в курсе. Для Милы Стэлла примерно то же, что для меня он сам. Нет, не брат – куда больше. Тот, с кем без сомнений пойдёшь под пули. От того на душе было ещё поганее.
— Отвлеки её чем-нибудь, — кивком указал на заднее сиденье.
Вандор изогнул уголок рта. Оба мы, не сговариваясь, повернули головы в сторону Миланы. Губы её были приоткрыты, волосы скрывали лицо. Лежащая на шёлковом подоле ладонь казалась убитой белой птицей.
— Завтра я заеду.
— Давай послезавтра. Завтра меня не будет. Мне нужно кое-что проверить.
— Это касается Стэллы? – в глазах блеснул синий лёд.
Он захлопнул машину в ожидании продолжения. Не раздумывая, Вандор поехал бы со мной, даже если бы я сказал, что собираюсь сунуться в жерло извергающегося вулкана. Но игра велась не по правилам.
— Вези Милу домой, — твёрдо выговорил, глядя ему в глаза. – Ты помнишь, о чём мы говорили несколько дней назад? Когда мы приезжали к тебе со Стэллой?
Вандор хищно прищурился. Мне нужно было подождать со всем этим. Но молчание было сродни предательству. Предательства этот сучёныш мне бы не простил.
— Вези её домой, — повторил я. – И не задавай вопросов.
— Во что ты влез, Алекс?
— В дерьмо, — признался честно. – В самое настоящее дерьмо.
Зайдя в детскую, я наткнулся на сидящую возле кровати Еву.
До того, как я появился, она читала сказку, но остановилась прямо на середине предложения. Толстая, размером с пару старых бестолковых энциклопедий книга лежала на её коленях, а она смотрела на меня. Смотрела в упор, хотя нас разделяла целая комната. Надия заёрзала на постели и подползла к краю. Висящая на рулевом колесе в изголовье плюшевая змея неожиданно ожила и упала на подушку.
— Пап, ты обещал, что мама вернётся, — прозвучал голос дочери в образовавшейся тишине. – Когда она вернётся?
Не ответив ей, я продолжал смотреть на Еву. Глаза у неё были карие, только ощущение складывалось, что это всё та же топь. И похрен, что увяз в ней не я.
— И Горошина, — Надия сползла на ковёр. – Пап, ты так и не сказал, кто такая Горошина.
— Горошина? – эхом прошептала Ева.
Её губы так и остались приоткрытыми, а топь глаз сгустилась. Проклятье, Надька!
Не подозревая, что только что сделала, дочь подошла ко мне. Весь вечер она провела с няней в саду. Посиделки за накрытым в честь похорон её матери столом не входили в список развлечений для четырёхлетнего ребёнка. Моя бы воля, я бы послал все эти церемониалы куда подальше. Но сделать это было бы ошибкой. Условности стоило соблюсти хотя бы в свете того, что средь окружения Серафима им уделяли больше внимания, чем они того стоили.
— Папа, — потянула она меня за штанину. – Почему ты всё время молчишь? Мама куда-то делась, ты злой и молчишь…
Пришлось силой заставить себя отвести взгляд от сестрицы Стэллы. Подняв Надьку на руки, я отнёс её обратно на постель. Поставил, поправил рукав её сорочки и, забрав у Евы толстенный сборник сказок, глянул на разворот. Одну страницу занимал напечатанный крупными буквами текст, с другой была иллюстрация. Стоящая на палубе пиратского корабля девушка в узлом завязанной под грудью рубашке и кожаных штанах.
— Мало похоже на принцессу, — усмешки не вышло.
— Это Селена, — пылко возразила Надия. – Она храбрая и добрая. И она как мама.
— Как мама?
— Да, — всё с той же пылкостью. – Она никогда не сдаётся.
Откуда этой малявке было знать, что такое «никогда не сдаётся», я не имел понятия. Да и какая разница, если её гениальной и до предела простой правоты это не меняло. Стэлла не сдаётся. Никогда. И это ещё одна причина из множества прочих, чтобы гордиться тем, что она – мать моей дочери. Дочери и Горошины.
— Давай выйдем, — кивком указал я Еве на дверь.
Ева встала, не сказав ни слова. Только наградила меня быстрым, но не менее пристальным и пронзительным от этого взглядом.
— А сказка? – тут же запротестовала Надия. – Ева, ты обещала мне дочитать сказку.
— Я сам дочитаю тебе сказку, — ответил я дочери, ещё раз посмотрев на воинственную брюнетку, стоящую на палубе корабля.
— Про Селену?