До последней строки

Начальник отделения? Он прекрасный знаток локомотивного хозяйства. Из начальников депо. Тяговик, как говорят на транспорте. Тяговик до мозга костей. Душою Угловых всегда там, где локомотивы. О путейцах вспоминает лишь при чрезвычайных обстоятельствах.

Все завязалось в один узел: и женский вопрос, и Подколдевы, и выговор за предерзостный поступок — запрещение выгрузки шпал.

И «решетка».

Придет время, когда любую операцию на ремонте

Пути, даже на такой ветке, как Ямсковская, будут выполнять машины. Придет. И уж конечно никто не станет сменять рельсы вручную. Возможно даже, дистанция заведет свою портативную путеукладочную машину. А скорее всего за дистанцией останутся лишь самые мелкие текущие работы, все остальное — дело путевых машинных станций. Разные варианты возможны.

Но для Ямсковской дистанции в теперешней обстановке «решетка» — лучший выход.

Вот, собственно, и все.

Выговор приказом по дороге — это, конечно, неприятно. Да нет, чего там, это, конечно, больно. Но ничего. Ничего!. Хотя был момент, когда подумалось: а стоит ли продолжать? Как-то так получилось, что и выговор этот, и все неудачи, и все, что было и есть плохого, — все разом вспомнилось. Учебу в институте забросил. Ради нее переехал сюда — здесь тетя, есть кому сына доверить, чтобы самому засесть за учебники. Ради учебы и переехал и тем не менее запустил. Нет времени. Ни минуты. На сон не хватает.

Есть, наверное, какая-то связь между прошлыми событиями его жизни и нынешней преданностью женскому вопросу. Наверное, есть. Жена погибла от ожогов: воспламенился этиловый спирт. Она несла слишком тяжелую бутыль и выронила ее. А поблизости чиркнули спичкой. Неосторожность за неосторожностью. Жена работала на лакокрасочном заводе. Рядовая работница. Как те, что работают сейчас на пути в Белой Выси, в Ямскове или еще где-то.

А с сыном тоже не все ладно. Тетя — прекрасный, добрейший человек, но нет у нее больше ни внуков, ни детей, один он, внучатый племянник. И дорог он ей невероятно, и балует она его сверх всякой меры. Надо бы самому заняться им. Надо, а нет времени.

Да, был такой день, когда подумалось: не хватит ли? Тем более что и результаты пока мизерные. И еще подумалось: будут перевыборы месткома, и окажется

Федотов О. С. снова просто рядовым инженером, целиком подчиненным Зубку… Был такой день. Как раз в Белой Выси. Ехал на дрезине, остановился, потому что горючее кончилось. Вера сказала: «Вот товарищ корреспондент к нам», — а прозвучало: «Вот еще один Орсанов к нам».

«Ночь Михаила Подколдева»… Живописание истории одного подонка. Точнее, двух. Ну и что? Чем помогла статья?

Не будем спорить! Может быть, вы действительно считаете его статью хорошей, а может быть, — простите за прямоту! — лишь защищаете честь корпорации.

Да, был такой день: все скверно, и ниоткуда нет помощи. И хватит ли сил продолжать? И вообще, кто вы такой, Федотов О. С… зачем вы?. А тут еще дождь. Льет и льет, льет и льет. Никакого просвета. Все скверно, все отвратительно… Был такой день. Был и прошел. Хватит о нем. Больше не повторится.

Конечно, глупость. Какое там одиночество! Есть крепкие союзники.

Рубака? Допустим, в этой аттестации есть доля правды: Ногин действительно горяч. Но ведь для дела горяч. Лучший путейский мастер на дистанции.

Рубака — это пошло после случая с инструктором райкома Панеевым. Была жалоба: Ногин сместил бригадира в рядовые рабочие. Бригадир и написал жалобу. Пустой человек. Болтун и лодырь. Ногин, безусловно, прав.

Панеев приехал в Белую Высь — и прямо в бригаду. Выяснить мнение рабочих. Очень правильно поступил. Вообще, Панеев — настоящий партиец, настоящий инструктор райкома… Беседует с рабочими. А тут откуда-то Ногин. И сразу же с ходу: «Почему людей от дела оторвали?» И пошел… Такой характер.

… Рябинин положил авторучку, потер озябшие руки.

— Что вы намерены предпринимать, Олег Сергеевич?

— Насчет шпал все сначала — поеду на главный наш завод-поставщик. Насчет «решетки» напишу начальнику дороги. В общем, буду долбить по всем пунктам.

— Включая женский вопрос?

— Надо оправдывать кличку.

VIII

«Сейчас к себе», — подумал Рябинин, выйдя из красного уголка. К себе — это значит в комнату для приезжих. Собраться с мыслями, наметить план дальнейших действий.

Федотов снова представился Рябинину: худощавое, острое лицо, глаза под очками кажутся выпуклыми, крепкая, сильная шея. «Буду долбить по всем пунктам», — сказал он. И подумалось: Федотов похож на дятла. Дятел упорно делает свое дело.

Показалось здание конторы дистанции. В длинной шеренге окон — три зарешеченных.

Обитая железом дверь, железные прутья в окнах, и за этой крепостью — Красильников, секретарь парторганизации. Можно ли представить себе что-нибудь более нелепое!