До свадьбы доживет

Может быть, и не грозно, но Тине так показалось. Она почувствовала себя участницей какого-то спектакля, участницей-самозванкой, не знающей слов собственной роли. Но муж ее знал все нужные слова и оставался спокойным и улыбчивым.

– Да, мамочка! Не ночевал. С тобой была Александра Михайловна. Я ей звонил. У тебя сегодня, как мне известно, была маникюрша и косметичка.

Мать благосклонно кивнула.

– Так что ты сказал – ты сделал? – по-королевски провозгласила она.

– Я женился, мамочка. На Вале. Думаю, ты помнишь. Мы учились вместе в школе.

На этот раз было видно, что мать услышала сына. Она величественно перевела глаза на «Валю из школы» и каркнула:

– Красносельцева!

Вот это память! Вот это женщина! Столько лет хранить в голове фамилию первой любви своего единственного отпрыска.

– Да, мамочка, Красносельцева! – подтвердил Сеня.

– Ну что ж! – произнесла дама и задумалась.

Казалось, она вообще забыла о присутствии в комнате других людей. Молчала, пожевывала накрашенными губами, смотрела в одну точку. И вдруг очнулась.

– Зачем же было столько ждать? – веско произнесла она, – Ты считаешь, в этом был какой-то смысл?

– Я подумаю об этом, мамочка, – ответил немедленно Сеня.

– Что ж! – донеслось из кресла, – Поздравляю! Будь счастлив! И тебя поздравляю, Валя! Вы своего добились, дети! Будьте счастливы!

Вот уж чего Тина никак не ожидала, так это подобной благосклонности.

– Спасибо! – ответили молодожены хором. Случайно получилось. Лушка даже хихикнула.

– А кто эта девочка? – спросила старая дама.

– Это Лукерья, Луша, моя дочь, – осмелилась отозваться Тина.

– Подойди ко мне! – велела старуха, – Посмотрю на тебя.

Луша подошла к креслу. Древняя красавица взяла ее за руку, пристально вглядываясь девушке в глаза.

– Хорошая, – промолвила она наконец, – Хорошая девочка. И будешь счастливой, если не наделаешь глупостей. В молодости так и тянет наделать глупостей. А потом – не вернешь! Время бежит! Запомни: главное условие достойной жизни – разумное использование себя в юности.

Луша кивнула, как загипнотизированная.

– А это кто? – перевела свекровь взор на Клаву.

– Это наша собака, она нас сама во дворе нашла, Клава зовут, – пояснила Луша.

Клава, услышав свое имя, встрепенулась и без спросу двинулась к королевскому трону. Она встала у кресла и положила голову на подлокотник. Старческая рука немедленно легла на собачью макушку. Клава завиляла хвостом.

– Я давно хотела собаку, – командирским голосом отчеканила дама.

– Я об этом не знал, мамочка, – улыбаясь, отозвался Сеня.

– А какой смысл было тебе говорить? Еще одну ношу взваливать? А теперь вот – она уже есть!

Рука с дивным маникюром нежно перебирала шерсть на Клавиной голове. Клава явно млела.

– Ну, идите, – велела сверковь, – Я рада. Идите. Собака, если захочет, может оставаться у меня. Впрочем, как хочет.

– Она разберется, мамочка.

– Да, Сеня, скажи, – проговорила озабоченно мать, словно вспомнив нечто невероятно важное, – Скажи мне: я какала сегодня?

Сеня вопросительно взглянул на Александру Михайловну, которая все это время тихонько стояла у входа в комнату королевы-матери. На вопросительный взгляд сына сиделка ответила легким кивком.

– Да, мамочка, ты какала, – уверенно ответил сын, ничуть не смущаясь.

– А я хорошо какала? – с тревогой спросила мать.

Александра Михайловна снова почти незаметно кивнула.

– Хорошо, мамочка.

– Ну, идите, идите, – отпустила гостей старуха.

Клава осталась у ее кресла, явно наслаждаясь прикосновениями легкой ухоженной руки.

Они уже шли по коридору, когда услышали тревожный вопрос, обращенный не к ним:

– Шура! Скажи мне: я какала сегодня?

– Да, какали! – последовал уверенный ответ.

– А как? Как я какала?

– Хорошо какали! – с чувством отвечала сиделка.

Они снова оказались в прихожей, потом в другом коридоре, где прошли мимо таких же ванной и туалета, как на материнской половине, а потом оказались в холостяцкой Сениной берлоге: минимум вещей, порядок, окна без штор. Вместо штор – жалюзи.

– Вот три моих комнаты – располагайтесь, – обвел рукой свое пространство Сеня.

Он быстро позвонил в ресторан, распорядился с заказом и предложил своим дамам еще шампанского.

– Классная у вас мама! – восхищенно сказала Луша, – Красивая – слов нет.

– И представь, ей девяносто лет! – поддержала восторг дочери Тина.

– Да, мама, конечно, человек уникальный. Но, слышали? Вопросы ее последние? Это тоже – последствия борьбы за красоту фигуры. Борьбу-то она выиграла, но кишечник нормально функционировать перестал, – вздохнул Сеня, – страдания у нее из-за этого большие. Клизмами увлекалась. Поест – и клизму ставит. А все восхищались: ах, фигурка, ах, лань лесная, ах, серна. Серна и лань клизмы себе не делают. Так живут. А у мамы теперь главный интерес жизни: покакала она сегодня и как.

– Красивая, – вздохнула Тина, – И добрая стала. Или мне показалось?

– Ну, когда как. Сегодня она, конечно, в прекрасном расположении. Оказывается, собаку хотела, кто бы мог подумать. Отнимет еще у вас Клаву. Та, я смотрю, не прочь.