До свадьбы заживёт

Дима смотрел куда угодно, только не на Игоря, даже на окно оглянулся через плечо. Взгляд блуждал по кухне, а внутри все холодело от страха: вот скажет он сейчас всё Гору, тот не пошлет его, конечно, но не встанет ли это признание между ними, не будет ли верный друг чувствовать себя обязанным быть рядом, связанным этими словами по рукам и ногам? Не лишит ли он его выбора быть с кем-то другим? А утаивать он тоже не имеет права, не должно быть от друга секретов. Хотя Гор и сам тут не безгрешен: частенько у него бывает этот взгляд в никуда, задумчивый и обреченный одновременно. Что-то гложет его, но он все отрицает. Так, может, и самому плюнуть на всё, притвориться, что нет уже ничего, было что-то несерьезное, да прошло? Но это нечестно, к тому же все равно долго скрывать не получится. Разве сможет он не выдать себя когда-нибудь взглядом, прикосновением? Не просто дружеским, а тоскливым, заполненным мечтой о большем.

Как же тяжело смотреть на Димкины метания! Что так сильно мучает его? Неразделенная любовь? Да разве может хоть кто-то не влюбиться в него? То, что это парень? Разве что…

Игорь чувствовал, что его сердце вообразило себя на американских горках: то падало куда-то в пятки, то поднималось и билось в горле. И он не выдержал, вытянул руку, обхватил похолодевшие пальцы Димы и легонько сжал их:

- Скажи уже.

Арсенин посмотрел на их сплетенные руки, стиснул крепче в ответ, слегка улыбнулся и, глядя в встревоженные глаза друга, спросил:

- Помнишь рисунок с любовным признанием в туалете в школе на День святого Валентина, пару лет назад?

Гор удивился, вот бывает же! Как все-таки хорошо работает информационное поле Земли, не успел он несколько минут назад спросить про эту картинку у Затонского, как уже про нее говорит Дима, и если б не знал он точно, что его не было с ними на первом этаже, то подумал бы, что он слышал тот разговор. Игорь усмехнулся:

- Помню, конечно.

- Ну… я знаю, что это ты рисовал и писал. Тебе еще тогда Затонский помогал.

Гор уже открыл рот, чтобы сказать, что это Эдик его уговорил, хотел какому-то парню признаться. Хотя… какому-то… Ясно какому! Диме и предназначалось, кому ж еще.

Но Дима тут же продолжил:

- Я знаю, что оно было для меня, конечно, два года уже прошло, и, возможно, оно уже ничего не значит, но… - Дима словно с обрыва спрыгнул, - я тоже.

Игорь пытался собрать в кучу разбегающиеся мысли: значит, Димка все знал, интересно, откуда? Неужели Затонский ему рассказал?

- Что тоже?

- Я тоже тебя люблю.

Гор непонимающе смотрел на друга. Что это он сейчас сказал?

Завертелось перед глазами, миллион вопросов в голове, сердце как сумасшедшее забилось в горле. Ведь ему не послышалось же, нет?

- Дим… - Гор вцепился свободной пятерней себе в волосы, а друг замер, не отводя глаз и только нервно сглатывая, - этот рисунок, его не… черт, я не о том. Подожди. Башка кругом… я… блядь. Ты всё это время… не о… ты обо мне говорил?

У Димки задрожали ресницы, но взгляда он не отвел.

- Гор. Я. Тебя. Люблю, – тихо и твердо произнесли его губы, а брови мучительно свелись к переносице.

Та самая складочка – сколько раз он рисовал ее! Игорь сморгнул и перевел взгляд.

Глаза в глаза.

Потянул его ладонь к своей груди.

Прижал.

И потянул его пальцы к губам. И поцеловал их, каждый по очереди.

И шепнул в них - в до боли родные пальцы – шепнул, словно шагая в ту же бездну, в которую летел сейчас самый дорогой на свете человек:

- Я тебе это тоже хотел… сказать. Давно. Б-боялся. Дурак.

Болезненное напряжение и тягостная мука признания вырвали из груди Димы истерзанный вздох, и он, опустив голову на руку, лежавшую на столе, плотно сжал ресницы, боясь расплакаться, но прозрачные капли, не спрашивая, хочет он того или нет, потекли из глаз.

Игорь сорвался с места и как-то сразу очутился у ног Арсенина - не выпуская любимых пальцев из одной руки, он второй обхватил колени своего, точно теперь уже своего парня:

- Димка… ну ты чего? Ведь хорошо всё? Хорошо же?

Друг повернул голову и серьезно спросил, недрогнувшим голосом, не вытирая дорожки из слез:

- Гор. Ты ведь не из жалости?

Березовский отчаянно и убедительно замотал головой:

- Нет! Ты что? Я же тебе врать не умею, сам знаешь…

Просто камень с души у обоих.

В дверь позвонили.

Глава 15

Когда прозвучал резкий звонок в дверь, вздрогнули оба.

- Дашка, - уверенно сказал Гор, поднимаясь с колен и поднимая Диму, - иди в мою комнату.

Не хотелось, чтоб малолетняя сплетница увидела Димку в таком состоянии, у него и самого все дрожало внутри, кружилось, переворачивалось. Но слезы Димы – это уже чересчур.