До свидания, мальчики!

— Может, не стоит? — спросил Витька. Он улыбался и смотрел на меня.

— Что не стоит? Выпить? Обязательно выпьем.

— Не люблю, когда коренной пролетарий разыгрывает интеллигента. Повязку нацепил, как фраер. — Это сказал Павел.

— Баулин! Зайдите ко мне. — В окне своего кабинета стоял Алеша. По-моему, он стоял уже давно и слышал весь разговор.

— До вечера у меня к тебе никаких дел нет.

— Зайдите ко мне, товарищ Баулин! — Алеша обеими руками откинул со лба волосы. Мы знали: он дружил с Павлом, но почему-то старался скрыть эту дружбу от посторонних.

— Пошел ты на белом катере… — ответил Павел.

Он перешел мостовую. Мы пошли за ним.

— Вернитесь! — крикнул Алеша.

— Привет! — сказал Сашка.

— Пойдем с нами! — крикнул Витька и от удовольствия потер руки.

Мы никогда не позволяли себе так разговаривать с Алешей. Но теперь чувство равенства стирало между нами грани и радовало остротой новизны.

Павел шел, метя своим клешем уличную пыль. Идти с ним рядом мешали прохожие. И мы то отставали, то забегали вперед и очень жалели, что никто из знакомых мальчишек не видит нас рядом с Павлом. А Павел нес по улице свою славу так же просто, как брюки клеш и тельняшку.

Винный погребок был похож на раковину, вставленную в стену жилого дома и выложенную по фасаду камнем-ракушечником. Под гулким сводом стояли бочки с вином и белели два мраморных столика. Стойка выступала на улицу, и темная глубина погребка исходила кислым запахом раздавленного винограда и знобким холодком. Чтобы посидеть в погребке, надо было обладать достоинствами, известными одному Попандопуло. Павла, например, в погребок не пускали. Он, как и прочие смертные, пил на улице, и прохожие обходили пьющих у стойки. А вот Жестянщика с компанией мы часто видели за столиками.

Попандопуло вытирал тряпкой стойку и монотонно выкрикивал:

— Стакан молодого вина — десять лет жизни.

Он ни к кому в отдельности не обращался, никого не уговаривал выпить. Но обещание десяти лет жизни действовало неотразимо. Малинового цвета пористый нос Попандопуло, казалось, пропитался вином. Нос нависал над верхней губой и придавал лицу вид унылой добродетели.

В прошлом Попандопуло был владельцем гостиницы и ресторана «Дюльбер», жил в собственной даче, ездил по городу в красном лакированном экипаже, одетый во фрак, с черным бантиком «собачья радость» на белой сорочке. Но таким мы знали его лишь по рассказам Жениного отца. Женин отец в то время выступал на эстраде ресторана и пел куплеты.

Павел облокотился на стойку и поднял четыре пальца. Стойку покрывала черная тень акаций, но все равно на улице было душно.

— Им тоже? — Попандопуло кивнул в нашу сторону.

— По-вашему, мы не люди? — вежливо спросил Сашка.

Попандопуло нацедил из бочки в глиняный кувшин и, не глядя, разлил вино по стаканам, не пролив при этом ни капли.

— Солнце, виноград, здоровье! — выкрикнул он.

Я чувствовал себя так, как будто сел за шахматную доску сыграть ответственную партию с незнакомым и сильным партнером. Я вдохнул, и в нос мне ударил теплый кисловатый запах. Витька пил маленькими глотками, страдальчески сдвинув брови. А Сашка выпил так, как будто в стакане было не вино, а сельтерская вода. Он даже рыгнул. Я сначала попробовал вино губами: оно было терпким и вяжущим. Я выпил, и во рту у меня стало так, как будто я съел кило недозрелого винограда.

— Хорошо! — сказал Павел.

— Ничего! — лицемерно ответил я.

Через минуту я вдруг ощутил в себе необыкновенную легкость. Мне казалось, что я могу оторваться от земли и полететь, если бы очень этого захотел. Но я не хотел: мне и на земле было хорошо.

— Здорово тебе отец подвесил, — сказал Павел.

Витька уставился на него зловеще блеснувшим глазом.

— Откуда ты знаешь, что отец?

— Алеша рассказал, — Павел вертел на стойке пустой стакан. — Не пойму, чего вас несет в военное училище?

— А тебя? — Это спросил Сашка.

— У меня свои планы. Мне из морского училища Фрунзе персональный вызов прислали. Я уже в состав училищной команды включен на армейские соревнования.

Это была для нас новость. И она как бы отодвигала нас на второй план. Мне даже обидно стало.

— На одних кулаках далеко не уедешь, — сказал я.

— Я и не собираюсь. Мне бы свободы побольше да денег. Надоело буксиры чалить. Выпьем?

— Можно, — сказал я и достал из кармана деньги.

— Спрячь. Пьем по-морскому.

— Как это по-морскому?

— Кто приглашает, тот и платит.

К стойке подошли два матроса с каботажных баркасов. Один из них сказал:

— Подожди, вместе дернем.

Мы ждали, пока Попандопуло наливал всем вино. Матрос поднял стакан, сказал:

— Чтоб они сдохли! — и чокнулся сначала с Павлом, потом с нами.

— Кто чтобы сдох? — спросил Сашка.

— Откуда ты их выкопал? — Матрос стаканом показал на Сашку.

Павел сказал:

— Что же вы, профессора, меня позорите? Выпьем, потом объясню.

Матрос поставил на стойку стакан, сказал:

— Нет. Втемную не пью.

— Каждому кто-то мешает жить, профессора. Ему, например, зануда шкипер, что плавает на «Посейдоне». Так вот, чтобы не мешали, пускай сдохнут.