До свидания, мальчики!

Инка нагнулась к Кате, что-то быстро сказала ей на ухо, засмеялась, и ее верхние зубы чуть прижимали нижнюю губу. По воде шла Женя. Она обходила купающихся, но на берег не вышла, а осталась стоять по колено в воде, отжимая шаровары. У Жени были очень худые ноги выше колен, и, чтобы это скрыть, она носила пышные шаровары. Шаровары намокли и липли к телу, поэтому Женя их отжимала. По-моему, Инка что-то сказала по поводу Жениных ног. Мои сестры не ошиблись: Женя потом стала красавицей, но сейчас она была похожа на мокрую курицу. По берегу бежал Сашка. Вслед ему поднимались головы пляжников, которых он обсыпал песком.

— Чуточку позже ты не мог прийти? — крикнул Сашка и только после этого остановился против меня. Со стороны, наверно, можно было подумать, что он собирается со мной драться.

— Когда смог, тогда пришел. Не приставай. — Я стоял над Инкой, старался не смотреть на нее, и все равно смотрел. После разговора на бульваре мы были с ней на пляже впервые. Я смотрел на Инку, и все в ней казалось мне новым. Конечно, ничего нового в ней не было. Просто я теперь относился к ней по-другому. И она ко мне тоже.

— Ты что, статую из себя изображаешь? — спросил Сашка.

Инка засмеялась. Она смотрела на меня и смеялась.

— Пойдем, — сказал я.

И когда пошел вслед за Сашкой, Инка позвала:

— Володя! Володя, подойди на минуточку! — Я подошел. Инка сидела, подогнув ноги. — Нагнись. — Я присел на корточки и нагнул голову. Инка зашептала: — Если выиграешь, пойдем кушать мороженое. Пойдем?

— Подумаем, — сказал я, оперся на ее колено и поднялся.

— Еще, еще нагнись, — сказала Инка. Я нагнулся. — Не забудь, ты обещал посоветоваться с нашими.

— Хватит шептаться, — сказал Сашка. — Катя, без меня не купайся.

— Ну хоть разок окунусь. Смотри, какая жара.

— Ей жарко, а мне не жарко. Ладно, разок окунись.

— Тоже мне Али-паша, — сказал я.

— А ты не вмешивайся, — ответил Сашка.

Он пошел впереди меня, забирая вправо от берега, чтобы избежать повторной встречи с пляжниками, которых он только что обсыпал песком. Он предпринял этот маневр не задумываясь, по инстинкту самосохранения. Понять не могу, как он умудрился бежать: мы с трудом пробирались шагом между раскинутых по песку рук и ног. Множество людей одновременно разговаривали, кричали, смеялись. Вся эта разноголосица существовала сама по себе в звонкой и гулкой тишине пляжей: так всегда бывает возле открытых пространств воды. Когда Сашка хотел мне что-нибудь сказать, он останавливался и ждал, пока я к нему подойду.

— Такого партнера у тебя еще не было, — сказал Сашка.

— Ладно, ладно, идем, — ответил я, подталкивая Сашку в плечо.

Через несколько шагов Сашка снова остановился.

— Мне таки пришлось побегать, пока я его нашел. Во-первых, он всех обыгрывает, во-вторых, не умеет играть. А в-третьих, об этом не догадывается. Даже я мог его обыграть, если бы не зевнул туру.

— Ладью, Сашка, ладью. Когда ты научишься правильно называть фигуры?

— Тебе нужен партнер или терминология? — спросил Сашка.

Партнеров для меня Сашка находил здорово. Он подсаживался к играющим и некоторое время изучал обстановку. Потом сам играл партию с наиболее сильным противником, быстро ее проигрывал, после чего, как бы между прочим, говорил: «У вас, наверно, первая категория. У моего товарища тоже первая категория, и он играет почти как вы. Может быть, немного лучше». Обычно у моего будущего противника не было никакой категории, но любителя легче уговорить, что он играет в силу мастера, чем доказать ему, что он вообще не умеет играть. В большинстве случаев Сашкины слова вызывали немедленное желание померяться со мной силами. Тогда появлялся я. Самый щекотливый вопрос организации поединка — денежное вознаграждение за выигранную партию — мы решали с Сашкой вдвоем.

Мы вошли в тень навеса. Здесь было царство мам с детьми, преферансистов и любителей шахмат. Мы подошли к играющим. Вокруг моей будущей жертвы сидели и стояли шахматные знатоки. Они все знали и все предвидели. Им одним был известен самый лучший ход, и, если игроки делали другой, знатоки объявляли партию проигранной. Мой будущий противник сидел по-турецки, и его огромный живот покоился на коленях. Он сверху смотрел на доску, и, когда передвигал фигуру, ему было очень трудно дотянуться до нее рукой: мешал живот.

— Маленький шахец, — сказал он и взял двумя пальцами коня.

Кто-то заметил:

— От шаха еще никто не умирал.

— Правильно. От шаха не умирают. А кто говорит, что умирают?

Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.

— Еще один шахец… И еще один. — Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.

Неподалеку какая-то мама ворковала:

— Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.

— Вот так с детства калечат ребенка, — громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.