Добердо

— Гм… Значит, тихо. Гаал знает об этом?

— Гаал все знает, господин лейтенант.

— Фридман, слушайте: когда придет господин обер-лейтенант, доложите ему, что я нахожусь между штабами полка и батальона и спешу к вам наверх. Сегодня все решится. И скажите господину обер-лейтенанту, что я иду из штаба бригады в сопровождении инспектора.

— Алло! Алло! Матраи, это ты?

— Алло! Кто говорит? Почему прервали? Дайте телефониста Фридмана.

— Алло, Матраи! Не будь таким сердитым. Говорит фенрих Шпрингер. Сервус! Приходи скорей, здесь такой кутеж, какого ты еще в жизни не видел. Я никогда не думал, что обер-лейтенант Шик такой весельчак. Какие шутки он отмачивает! Полчаса тому назад мы все чуть не лопнули от хохота. Шик учил фельдфебеля Новака писать рапорт о самоувечии. Новак… Ох, если бы ты знал, что случилось с Новаком. Его выкупали. Матраи, сыпь сюда скорее, сейчас начнется такой цирк, что все будем валяться от хохота: обер-лейтенант Шик обещал сделать доклад о седьмой латрине.

Я три раза пытался перебить, но никак не мог остановить разглагольствований пьяного фенриха. В телефонной трубке слышались разные голоса, отдаленные смех, крики, хлопание дверей. Фенрих наконец бросил трубку.

Я представил себе каверну Арнольда, полную пьяных офицеров. Обер-лейтенант Шик большой шутник. Наверное, Арнольд выпил больше, чем следует, а может быть, просто хочет развлечь публику. О, если он возьмется за что-нибудь!..

— Алло! Алло! Господин лейтенант? Господин фенрих вырвал у меня из рук трубку.

— Что у вас там творится, Фридман?

— Кутеж, господин лейтенант. Господа офицеры веселятся. Солдатам выдали двойную порцию вина, и в их кавернах тоже большой шум.

— Кто это выдумал?

— Господин лейтенант Бачо и командир роты господин обер-лейтенант.

— Попросите к телефону господина обер-лейтенанта.

— Я уже докладывал ему, что господин лейтенант у телефона, но он сказал, что… Не стоит повторять, так как господин обер-лейтенант в очень веселом настроении.

— А вы, Фридман?

— Я? Нет, господин лейтенант, у меня настроение не веселое.

— Тогда слушайте, Фридман. Я сейчас иду к вам наверх. Из штаба батальона позвоню еще раз, и если за это время придет Гаал, скажите ему, чтобы он вышел мне навстречу.

— Слушаюсь, все понял. Господин лейтенант!

— Ну?

— Господин лейтенант, здесь люди совсем с ума сошли. Чутора и Гаал говорят…

Но что говорят Гаал и Чутора, я так и не узнал: нас разъединили. Я разыскал капитана и сообщил ему, что можно идти. Лаитош сидел у Беренда. Мигрень капитана прошла, и он бодро вскочил:

— Идем!

Мы вышли в ход сообщения. Лантош преобразился: вялость его бесследно исчезла, он шагал быстро и твердо. Беренд дал ему заимообразно красивую вишневую палку. Я шел впереди, за мной капитан, а позади Хусар.

Когда мы отошли от штаба полка шагов на сто, Лантош спросил меня, говорю ли я по-немецки.

— Конечно.

— А твой капрал?

— Вряд ли.

Капитан поравнялся со мной. Здесь ход сообщения довольно широк и два человека могут идти рядом. Капитан взял меня под руку и сжал локоть.

— Слушай, — заговорил он по-немецки. — Я вижу, ты толковый и энергичный малый. Награждение и производство тебе обеспечены. Но ты неправильно поступил, сговорившись против нас с этим старым интриганом Хруной. Сколько человек будет лишено чести и карьеры, если мы протелефонируем в дивизию, что под Кларой действительно произведен подкоп! Пойми, сегодня этого нельзя сделать, только не сегодня. Завтра положение будет совсем другое. Завтра, послезавтра мы все — штаб полка и бригады — с удовольствием подпишем донесение о том, что итальянцы действительно минировали возвышенность и положение не безопасно.

Я не перебиваю его. Меня охватывает омерзение. Потихоньку освобождаю свой локоть из дрожащей руки капитана. Вот как! Я сговорился со старым Хруной против штаба полка, бригады и батальона, против несчастного Мадараши, который, конечно, пострадает больше всех.

— Что будет с командованием полка и бригады? Ведь эрцгерцог сегодня их не принял, — продолжает Лантош.

— А с тобой что будет, господин капитан? — спросил я по-венгерски.

— Да, и со мной. Как я покажусь на глаза эрцгерцогу?

Мы приближаемся к кавернам штаба батальона. Из хода сообщения уже ясно была видна шапка и террасы Монте-дей-Сэй-Бузи. До горы оставалось всего два километра.

— А что будет с ними? — спросил я капитана, указывая на возвышенность. — Об этом ты не думаешь?

Лантош замолчал. Я пропустил его вперед и посмотрел на его сгорбленную жирную спину.

— Мерзавец! — процедил я сквозь зубы.

Начался небольшой подъем. Я его хорошо знаю, это тридцать седьмая возвышенность, самая крайняя терраса Монте-дей-Сэй-Бузи.

Что делается сейчас наверху? Для чего понадобился Арнольду этот кутеж? Ясно, он хочет развлечь людей, возбудить уверенность в солдатах.