Добердо

Навстречу нам бежит группа людей, Хусар остановился, всмотрелся и закричал:

— Гаал! Гаал! Сюда!

— Гаал?!

Передо мною стоит Гаал… Кирай… Торма… Остальных не вижу. Кто-то протискивается вперед. Дядя Андраш! Хомок ощупывает меня. На спине его мой офицерский ранец, под мышкой… под мышкой зеленый бювар Арнольда.

— Откуда вы это взяли, Хомок? — спрашиваю я с застывшим сердцем.

— Господин Чутора принес час тому назад, — сказал дядя Андраш, передавая мне бювар. Смотрю на потертый сафьяновый переплет, прикасаюсь к нему.

— Ну, Гаал? — поднимаю глаза на взводного.

— Свершилось, господин лейтенант, — грустно отвечает бледный Гаал.

— Где Чутора? — крикнул я.

— Господин Чутора передал это и вернулся туда. — Дядя Хомок махнул в сторону Монте-дей-Сэй-Бузи.

Ко мне подошел Торма и взял за руку.

— Ты весь в крови, господин лейтенант.

— Да, — говорю я, — да, в крови.

Сзади кто-то крикнул:

— Итальянцы, итальянцы!

Все встрепенулись. Первая мысль у людей — бежать.

— Стой! — закричал я и поднял руку. — Инструменты долой! Примкнуть штыки! Быстро!

Инструменты с грохотом сыплются на землю. Слышен лязг стали. Артиллерия впереди меняет огонь, наши стреляют шрапнелью.

— Хусар!

— Так точно, господин лейтенант.

— Есть у вас еще одна кассета?

— Нет, господин лейтенант, — смущенно ответил Хусар.

— Ну, и так обойдемся. А теперь повернуть в ходы сообщения и вперед! Торма пойдет налево, я — направо, Гаал останется в ходах сообщения.

Все двинулись. Я вырвался из хода сообщения. Там, впереди, среди камней двигались люди. Я вынул револьвер.

— За мной! За мной! — и завернул вправо, откуда приближались темные фигуры.

Рубикон

Многие думают, что Элла моя невеста. Она здесь всего третий день и уже успела всех обворожить. Мы еще ни о чем не говорили. Очевидно, Элла ждет, чтобы я начал первый.

Эллу известили по моей просьбе. Ей послали короткое официальное извещение о том, что обер-лейтенант доктор Арнольд Шик в одном из последних боев на тридцать девятом участке нашего фронта пал смертью храбрых, а лейтенант Тнбор Матраи с сильной контузией и ранением в плечо лежит в госпитале Сан-Петер и просит навестить его.

Уполномоченный Красного Креста, знаменитый венский адвокат, спросил меня:

— Фрейлейн — ваша невеста?

— Да, — коротко ответил я, не желая вдаваться в объяснения с этим ловко окопавшимся в тылу типом. А вообще доктор Изидор Керн — очень милый и любезный человек. Он взял на себя хлопоты известить Эллу немедленно, минуя военную цензуру. Ведь извещение пойдет за границу, что, конечно, весьма осложняет дело. Но ввиду того, что речь идет о господине лейтенанте… возможно, что это удастся.

Уход за мной особенный: смотрят мне в рот, ходят вокруг на цыпочках. В одном из самых отдаленных уголков роскошного замка, переделанного в военный госпиталь, Мне отвели специальные апартаменты. Персонал только и ждет, не выскажу ли я какое-нибудь желание, чтобы немедленно исполнить его. Но у меня нет желаний. Я прошу только об одном: известить Эллу и моих родных.

Из дому ответ пришел немедленно. Старческий почерк отца пробудил печальные воспоминания. Я не мучаюсь, только чувствую себя разбитым, подавленным и оглушенным. Странное состояние. Снаружи никаких особенных повреждений, только ранение в плечо, а внутри у меня все разбито. Я лежу на каменистом дне оврага, где бежит чистой струей чужая жизнь, но у меня нет сил омочить ладонь в освежающей воде этого ручья. Да, внутри все разбито, как будто я — сброшенный в овраг ящик с хрупкой посудой. Предметы в нем разлетелись в черепки, а снаружи ящик почти цел. И эти осколки разбитых чувств наполняют меня ужасом, боюсь до них дотронуться, чтобы не закричать.

Я воспринимаю все очень реально, слышу суету людей, стопы раненых, чувствую прикосновение опытной руки врача, боль в плече, но говорить не могу. Это не физическая немота и не последствие удара гранаты, которая швырнула меня о камень и вонзила в плечо осколок, — нет, тут другие причины, не совсем еще ясные для меня. Может быть, Элла поможет разобраться в них.

Врачи говорят, что это контузия. Меня лечат с большим вниманием и собираются послать куда-то на отдых. Доктор Керн и главный врач госпиталя уже третий раз посетили меня по этому поводу. Врач-полковник осмотрел мою руку, похвалил кровь, похвалил мускулы, которые так быстро заживают, и ключицу, которая так хорошо срослась, но левую руку велел еще носить в повязке и очень неодобрительно отнесся к тому, что я много лежу n постели.

— Наш госпиталь, собственно говоря, не приспособлен для лечения нервов. Рана заживает прекрасно, но что касается нервов… — говорит господин Керн.

— Нельзя столько валяться, я категорически запрещаю. Больше движения, на воздух, в парк. — И, чтобы не обидеть меня, главный врач улыбается.

А я сонно и вяло, как посторонний, прислушиваюсь к этим разговорам.

— Видите ли, в чем дело: так как ваша рана затягивается, надо подумать о нервах. Куда бы вы хотели поехать на отдых, в какое место Австрии, Венгрии, Германии? Куда хотите? Его высочество эрцгерцог распорядился переговорить с вами по этому поводу.