— Первый разговор был позавчера, но сегодня я опять слышал то же самое. На этот раз говорил начальник штаба полка господин капитан Беренд с командиром нашего батальона господином майором Мадараши. Очевидно, линия не в порядке, так как я хорошо все слышал, — сказал телефонист с явно притворной наивностью.
— Значит, можно ждать манны небесной, — пробурчал Чутора.
— Хорошо, Фридман, спасибо. Вы немедленно должны сообщить кому следует о неисправности линии.
— Я уже сообщил, господин обер-лейтенант, — ответил Фридман, но в его голосе прозвучала фальшь.
Арнольд прошелся по каверне, теребя рукой подбородок, что всегда у него было признаком глубокой задумчивости.
— Гм… Значит, надо готовиться, Тибор. Необходимо приготовить позиции, укрепить слабые места, удвоить число наблюдательных пунктов и, главное, защитить входы в каверны от обвалов. Отдай приказание Гаалу насчет ходов сообщения и прочего. Но самое главное, по-моему, это проволочные заграждения, на них надо обратить особое внимание. Как бы итальянская артиллерия не растрепала их. Все же самые губительные атаки разбиваются у этих проволок. Они не один раз уже оказывали нам неоценимые услуги.
Фридман гневно оглянулся и начал теребить свои желтые усы.
— Простите, господин обер-лейтенант, вы меня не поняли, — сказал он, не спуская глаз с Чуторы.
Арнольд в ожидании остановился.
— На этот раз, господин обер-лейтенант, атаку должны будем начать мы, а не они.
Слова телефониста произвели необычайное впечатление на моего сдержанного друга: глаза Арнольда расширились, он вытянулся, подбежал к Фридману и резко схватил за плечо насмерть перепуганного телефониста.
— Чутора, взгляните, есть ли кто-нибудь в передней. Живо!
В первом помещении каверны обычно толпились ординарцы и телефонисты, но сейчас, по случаю хорошей погоды, все они находились на воздухе. Чутора исчез за дверью.
— Ну, Фридман, расскажите толком, кто что говорил, а главное, объясните, почему вы думаете, что наступать будем мы, а не итальянцы.
Фридман еще не совсем оправился от испуга, но, увидев, что никакой беды нет, спокойно и толково передал подслушанное. Случайное замыкание телефонных проводов и болтливость штабных офицеров дали полную картину предстоящих событий. Соединенное германское и австро-венгерское командование решило, не выжидая пятой атаки итальянцев, само перейти в наступление Атаку должны начать две колонны, но где — еще не известно, может быть, на правом фланге, но возможно, что и на одном из участков левого фланга.
— Ну, разумеется, ясно: раз немцы сконцентрировались здесь, значит, задумано наступление. Что тут будет, что тут будет, мой дорогой друг, — сказал Арнольд, неподвижно глядя в ослепительный огонь карбидной лампы. — Спасибо, Фридман, можете идти.
Когда телефонист закрыл за собой дверь, Арнольд в бешенстве топнул ногой.
— Задница чешется у глубокоуважаемого генерального штаба. Ну, черт возьми, и наложат же ему по этому самому месту.
В дверь постучали, и крадучись вошли Чутора и Фридман.
— Господин обер-лейтенант, я вам еще не все сказал.
— Ну, говорите, что там еще в этом проклятом телефоне.
— Господин полковник сказал, что наступлением будет руководить кронпринц Карл. Его королевское высочество уже прибыл со своим штабом в Лайбах.
Арнольд молча подошел к стене, снял термос, отвернул головку и, наполнив стакан сливовицей, протянул его Фридману.
— Благодарю вас, Фридман, вижу, что вы неглупый человек. Выпейте скорей и исчезайте.
В этот вечер нас тихо сменили. На этот раз мы отправились в Брестовице, где стоял батальонный обоз. Брестовицкий лагерь кишел немцами. Когда мы входили в лагерь, они стояли вдоль шоссе и делали бесцеремонные замечания по нашему адресу, но узнав, что мы гонведы, стали немного приветливее.
В этот день мы обедали вместе с немецкими офицерами. Они замкнуты и надменны, а мы, как заботливые хозяева, внимательны и предупредительны. Это меня глубоко возмущает. Я пытаюсь объяснить свое чувство Арнольду.
— Они ведут себя так, как будто они хозяева, а мы подчиненный элемент.
Арнольд не в духе и мрачно отвечает:
— Ты даже не подозреваешь, как недалек ты от истины.
После обеда в батальоне состоялось закрытое офицерское собрание. В последнюю ночь пребывания на 121-й из третьей роты исчезли капрал Флориан и два гонведа. Об этом случае был составлен подробный протокол, Майор Мадараши был раздражен и жестоко придирался к командиру третьей роты, лейтенанту с золотыми зубами.
Протокол писал фенрих Ширинер. Когда он огласил его, я почувствовал, что грозные слова, которые в других условиях произвели бы на меня большое впечатление, сейчас звучат совершенно бессмысленно. Изменник, дезертир… Как нелепы эти слова перед лицом смерти.