Доблесть воина

– Так это… – Жальник поначалу растерялся, но тут же взял себя в руки. – Ты ж сама сказала: «Воин из русов. Беловолосый, безусый, здоровенный, одет богато».

Миловид хихикнул. Ему понравилось.

Но его тут же облили презрением:

– Вот он – здоровенный? – воскликнула девица. – Ты, Жальник, совсем ума лишился от жадности! Вот этот, – она кивнула на Гудмунда, – здоровенный. А это обычный отрок. Таких в Киеве, как головастиков в луже!

– Ты понимаешь в мужчинах! – теперь уже Гудмунд приосанился. – А ведь ты еще не видела, что у меня в штанах!

– В штанах у тебя, нурман, кусок мяса размером с мелкую крысу, – немедленно отреагировала красотка. – Прощайте!

– Погоди! – остановил ее Малига. – Может, мы знаем того, кого ты ищешь?

– Может, и знаете, – согласилась девица. – Да только я и без вас обойдусь.

– Вспомнил! – вдруг воскликнул Гудмунд. – Я тебя вспомнил, девка! Это ж тебя Илья в той деревне поймал. Миловид, глянь на нее! Узнаешь?

Отрок пригляделся… Очень похожа, верно. Та самая, дочь разбойника Соловья. Тогда она выглядела попроще: растрепанная, в одной нижней рубахе… Но глаза такие же злющие.

– Жеркой тебя зовут, верно?

Девка еще больше разозлилась. Миловиду показалось, сейчас крикнет своим и начнется драка, о которой так мечтает Гудмунд.

Но девица удержалась. Произнесла четко:

– Я не Жерка! Звать меня Зарица, ясно? Но ты, отрок, лучше меня не зови. А то ведь приду-у!

Повернулась и зашагала к воротам. Спутники последовали за ней, не забывая время от времени оглядываться. Мало ли…

– Ко мне, ко мне приходи! – гаркнул очарованный нурман. – Увидишь, что крыса у меня не такая уж мелкая!

Ответа не последовало.

Вместе с девицей Зарицей смылись и Жальник со своими.

– А ведь она Илью нашего искала… – пробормотал Малига. – Гудмунд, что делать будем?

– Ух, я б ее… – мечтательно пробормотал нурман, сглотнул слюну и изрек: – Жрать пойдем! И к девкам! А Илья пусть сам разбирается, что ей от него надо такого, чего у нас с тобой нет.

Глава 16

Дикое Поле. Стан орды Хоревой. Настоящая сила

– Может, зря мы не взяли хотя бы сотню? – засомневался Варяжко. – Я знаю степняков. Копченые уважают силу.

– Да, – согласился Артём. – Силу они уважают. Но что такое пять сотен, когда их почти три тысячи. А десяток… это не сила. Сила – мы с тобой. Наши с тобой имена. Наша слава. Сколько лет мы гоняли их и били? Сколько раз Хоревой разворачивали коней и удирали, только услышав наши имена…

– Отличный повод, чтобы нас убить, – заметил Варяжко.

– Ты можешь остаться, Вольг, – немедленно отозвался Артём.

– Обидеть меня хочешь?

– Не бойся! – широко улыбнулся Уличский князь. – Нам ли бояться смерти в славной битве? А живыми они нас не возьмут, уж это я обещаю!

– Я бы предпочел еще пожить, – пробормотал Варяжко. – Черти адовы погнали меня в Киев! Сидел бы сейчас ошую Владимира, пил лехитское вино…

– Будем живы, я тебя вином получше угощу, – посулил Артём. – Из отцовских виноградников.

– Тех, что в Тмуторокани?

– Нет, ромейских. Он мне еще летом пару бочонков прислал.

– Договорились, – кивнул Варяжко. – Самое то – вкус печенежской молочной кислятины смыть. Ты бы знал, как эта дрянь мне надоела, когда я у цапон в подханках был.

– Стой! – скомандовал Артём.

И развернулся к одиннадцати гридням, которых выбрал для сопровождения. Выбрал из сотни добровольцев. Каждый из дружинников понимал, что его могут сегодня убить. Но каждый верил: если он и умрёт, то не зря. Вера уличской гриди своему князю была абсолютной.

Артём еще раз оглядел всех пристально, словно выискивая слабину.

Слабины не было. Суровые, уверенные в своей силе, невозмутимые, как языческие идолы. Но, в отличие от идолов, способные ответить ударом на удар. Смертельным ударом.

– Слушать только меня. Видеть только меня. Что бы копченые ни делали. Только меня. Если вас будут убивать, вы делаете только то, что я велю.

– А если убивать будут тебя, княже? – спросил Довгать, немолодой уже гридень, простодушный и надежный, как весло нурманского драккара.

– Только то, что я велю! – отрезал Артём, а потом всё же усмехнулся: – Ну, когда совсем убьют, тогда вот он, – кивнул в сторону Варяжки, – ваш старший. А если и его тоже убъют, тогда, думается мне, приказывать будет некому.

Кое-кто из гридней тоже усмехнулся. Известное дело: князья да воеводы гибнут последними. Потому что лучшие.

– Не торопиться, не разговаривать! И упаси вас Бог дразнить копченых. Представьте, что напротив вас зверь лютый лапами скребет, а у вас из оружия только нож…

Русов заметили издалека. Подлетели, взяли в круг, пугая скалящимися рожами, наложенными на тетивы стрелами. Остановили.

Артём поднял руку, показав открытую ладонь, произнес четко, по-печенежски:

– Большой хан Артём Уличский и большой воевода хакана Владимира Варяжко к большому хану орды Хоревой. – И добавил повелительно: – Проводи!

В ответ послышался сразу с десяток удивленных возгласов. Уж кого-кого, а Уличского князя Хоревой знали. И ненавидели. И боялись. И вот он, враг, пришел к ним всего с десятком воев.