Добрая фея короля Карла

– Это было последнее, что я увидел, – продолжал отшельник. – Шлем соскочил у меня с головы, щит вывалился из рук, на меня сыпались удары секирами, булавами, цепами… Доспехи один за другим сваливались, как скорлупа с яйца. Я не успевал отражать удары; их было слишком много для одного… для кучки тех, что оставались рядом. Мне разбили правое плечо; рука повисла; я взял меч в левую руку, но владел ею плохо; меч выпал, в спину ударило острие, за ним другое, а по груди уже бежала кровь от раны ниже ключицы. У меня не осталось сил, я упал на колени, вслед за этим – сильный удар по голове… булавой, дубиной, кто знает… Больше я не помню ничего.

Рено де Брезе замолчал, долго глядел на умирающие язычки пламени, потом бросил в огонь обгоревший с одного конца сук и вновь продолжал:

– Но судьба и в этот раз оказалась благосклонной ко мне.

– Судьба? Быть может, Господь Бог? – осторожно спросил Гастон.

– Нет! – отрезал отшельник. – У каждого человека своя судьба, и пока он жив, хранит его она, а не Бог, которому нет до человека никакого дела, как и до Франции и мозгов короля Жана. Допустил бы разве Бог такое позорное поражение, если Его наместник правит миром с французской земли и по происхождению наш соотечественник!.. Так вот, я вновь остался жив и очнулся, когда кто-то больно ударил меня в раненый затылок. Он и без того кровоточил, а тут… Я с трудом повернул голову. Огромная ворона сердито каркнула и полетела к другому, кто уже никогда не повернет головы. Их опять собралась целая туча – вестников смерти, ее спутников, – и надо было что-то делать, но я не мог пошевелить ни рукой ни ногой – всё изранено, всё в крови, но, к счастью, оставалось на своих местах. Хорошо еще, что я лежал, уткнувшись носом в землю: вороны выклевали бы мне глаза.

Прошло какое-то время, и появились могильщики, как и тогда, при Креси. Их прислал, надо полагать, местный священник. Всего несколько человек и две телеги…

– Это был приказ дофина, – перебил Гастон.

– Я этого не знал… Следом показались монахи, тоже с телегами. Это для мертвых. А с живыми как? Кто станет с ними возиться, кому они нужны? Только хлопоты с месяц или около того. Легче всех свалить в яму, да и дело с концом. Правду сказать, я уже приготовился к этому: лежал недвижно и ждал, когда и меня кинут в телегу. А могильщики были далеко: поле большое, не одна сотня полегла на нем костьми. Может, несколько дней понадобится…

Монахи тем временем отправились в обратный путь, а я лежал и думал: каких же размеров надо вырыть яму, чтобы уместилось столько тел? Едва ли не меньше, чем тот овраг у Креси. Да и кому копать, где взять столько рук? Пока я так думал, слышу – люди ходят поблизости, негромко переговариваются. Пришлось снова с огромным трудом повернуть голову, чтобы посмотреть: быть может, это англичане ищут своих? Увидят в живых чужого, да еще и в дешевых доспехах – воткнут копье. Или то другие могильщики? Но не похоже. Ближе всех были трое; никакой телеги рядом с ними, только тачка. Я вспомнил: поблизости деревня. Значит, это селяне – пришли раздобыть себе кое-что для хозяйства, на продажу: одежду, оружие, доспехи. Словом, все повторилось. Что ж, никто не осудит, пусть урожай битвы достанется им, нежели врагам или монахам. И тут – не знаю, что-то шевельнулось во мне, этакое жгучее желание жить… Зачем, для чего отныне – я и не ответил бы тогда. Но только жить!.. Оно, это желание, и заставило меня поднять руку, а вслед за тем и подать голос. Громкий он был или нет – разве вспомнишь, но только все трое дружно повернули головы в мою сторону. Смотрят не шевелясь. Потом стали совещаться. Гляжу – подходят ко мне, у одного в руке топор. Подумалось вначале, что добивают раненых, чтобы не мучились, не лечить же… Да и то верно: к чему жить такому рыцарю, который опять дал себя побить врагу? Смерть для него лучше позора. Так оно было или нет, только меня не добили. Тот, что с топором, склонился, спросил, как зовут. Я сказал. Он повернулся к спутникам: «Француз. И надо было ему лезть сюда?.. Большой, однако». Ему ответила женщина: «Жаль его. Незнатный. Бедный, видно, хоть и рыцарь». Эти двое тоже наклонились – женщина и юноша, их сын. Отец тотчас послал его в село, и он вскоре вернулся с лошадью, впряженной в старую, всю изломанную повозку со скрипучими колесами. Тем временем вернулись могильщики за новой партией мертвецов; поглядели в нашу сторону, но ничего не сказали и принялись за свою работу. А с меня сняли доспехи – ох и долго же они возились! – и с трудом уложили на телегу. И как управились – не знаю, ведь у меня совсем не было сил, не мог им ничем помочь. Так и покатили в деревню, прихватывая с собой попутно железо, копья, луки.