Добрая фея короля Карла

Но вот и тропинка. Та самая. И поле, близ которого когда-то давно Эльзу застал дождь. Они повернули и въехали в лес. Он шумел, но это не предвещало дождя. Эльза безошибочно узнавала дорогу, она могла бы, кажется, пройти здесь с закрытыми глазами. И она знала, где надо слезать с коней, ведя их дальше в поводу. Спешившись, она подняла глаза к небу… и сердце ее заныло, предчувствуя беду. Ветер, гулявший наверху, словно увидев деву после долгой разлуки, клонил верхушки деревьев в ту сторону, куда путникам и надлежало идти. Наверное, он решил, что Эльза могла забыть, и указывал ей дорогу, причем гнул макушки елей все ниже, словно предупреждал ее, чтобы она торопилась, иначе будет поздно. И она быстро шла, едва не падая; рядом – Гастон с неожиданно задремавшим малышом. Впереди них бежал Бино. Кто знает, как ему удавалось угадывать путь, и Эльза удивлялась, видя, что пес следует именно туда, куда им надо.

Наконец они дошли. У Эльзы от волнения перехватило дыхание: вот он, ее дом! Справа огороды, лужайки, слева курятник, а меж ними тропинка, ведущая к роднику. И тут она вздрогнула, взглянув на дом: дверь была раскрыта. Такого никогда не случалось – хозяйка всегда запирала ее. Эльза едва ли не вбежала и застыла у кровати, онемев. Урсула недвижно лежала поверх одеяла в своей повседневной одежде: глаза закрыты, руки, с зажатой в них лапой ели, скрещены на груди. Эльза упала на колени, схватила сохлую ладонь. Она еще дышала теплом, жизнь не торопилась покинуть тело. Таков был последний приказ, который старуха отдала смерти. Ее воспитанница, ее дочь не могла не прийти, сердце не могло ей не подсказать. И она пришла. Почувствовав это, услышав ее прерывистое дыхание, мать Урсула открыла глаза. Зрачки шевельнулись, остановились на мокром от слез лице дочери.

– Я знала, что не умру, не повидав тебя, – прошептала Урсула, накрыв своей ладонью руку Эльзы. – Я совсем уже старая, и смерть пришла за мной, доченька, но мне удалось ее уговорить…

Эльза рыдала, не пытаясь унять слезы.

– Матушка, я здесь… Я пришла к тебе… Прости!.. Мамочка моя!..

И уронила лицо в еловую ветвь, в эти уже почти безжизненные ладони, подарившие ей любовь и ласку матери.

– Видишь, смерть согласилась подождать… – продолжала говорить Урсула, уже с трудом владея языком. Губы ее плотно сомкнулись, потом с трудом раскрылись, а глаза не могли оторваться от той, кому она отдала самое дорогое, что у нее было, – материнское сердце. – Я научила тебя всему, что знала сама. Мы хорошо жили вдвоем, и я была счастлива… Но жизнь рассудила по-иному. Люди забрали тебя к себе, и я снова осталась одна. Но могло ли быть иначе? Ты молода… стоит ли хоронить себя раньше времени?..

Она замолчала. Эльза встрепенулась… Но глаза еще жили, они все так же глядели на нее. Губы медленно приоткрылись.

– Ты нашла свой путь, девочка, и я рада этому и тому, что научила тебя любить лес, воздух, цветы… и жизнь. Не будь этого, смогла бы ты стать женой и матерью?

Эльза вскинула брови:

– Как же ты узнала?

– Да ведь вот он стоит, твой супруг… и дитя у него на руках. Подойди, рыцарь, покажи мне его…

Гастон склонился, показал младенца. Ребенок с любопытством поглядел на старуху. Мгновение, не больше, длился взгляд, потом глазки забегали по сторонам – от очага до окна и обратно. Легкая улыбка тронула краешки губ Урсулы:

– Я знала, что так будет… Я бы встала, чтобы покормить вас…

И она снова замолчала, закрыв глаза и сомкнув губы. У Эльзы упало сердце: неужели?.. Но не может быть! Коли смерть дала отсрочку, то для того разве, чтобы мать Урсула ушла вот так, неожиданно, не простившись?..

Подошел Бино, сел и стал смотреть на лежавшую перед ним старую женщину, больше похожую на мумию, нежели на живого человека. И все поняли, что еще рано: пес непременно завыл бы, почуяв смерть. Словно в подтверждение этого, Урсула открыла глаза. Взгляд, уже тускнеющий, упал на собаку, поднялся к отшельнику.

– Рено, подойди… Ближе, не услышишь… Люби своих друзей, ближе никого нет… даже жены. Она может уйти; друг останется… Ты слышишь меня, сынок?

– Слышу, мать Урсула. Все будет так, как ты сказала.

– Поцелуй меня на прощанье…

Рено поцеловал ее в лоб.

– Рыцарь Гастон, подойди и ты…

Гастон склонился.

– Я здесь, матушка.

– Я любила тебя, как сына, и рада, что сделала тебе хороший подарок. Ты понимаешь, о чем я… Береги ее, рыцарь, ведь она моя… моя… ох!..

Ее лоб внезапно прорезала глубокая морщина, а рука потянулась к сердцу и остановилась там. Спустя полминуты она снова заговорила, но каждое слово становилось все тише; голос угасал, словно эхо:

– Смерть зовет… она уже совсем рядом… но дает еще минутку, чтобы проститься… Прощай, рыцарь…

Гастон поцеловал ее руки, потом коснулся губами лба.

– Прощай, мать…

– Эльза, девочка… моя последняя в жизни любовь… дочурка моя… наклонись, я поцелую тебя сама… Ах!.. будто кинжалом в сердце… Не успею… Господи, прости мне все, в чем была пред тобой виновна… Прощай же, девочка, и помни…