Добрая, злая

– Ну-ну… Если снится, то надо попробовать, конечно. Человеку ни один сон зазря не приснится. Значит, судьба тебе такую подсказку дает. Оттого и нутро твое беспокоится.

– Вы, баб Сим, прямо как по Фрейду сейчас чешете…

– По кому?

– Ну, это ученый такой, психоаналитик. Он тоже утверждал, что к голосу подсознания прислушиваться надо.

– Ой, не знаю, не знаю, к какому уж там голосу, а только все равно зазря ничего с человеком не бывает… Ладно, пойдем ужинать, а то рассказами про ученых не насытишься. У меня молоко в печке стоит, сейчас попробуешь настоящего топленого, с пенкой… Спать будешь как убитая, без снов!

* * *

Утро пришло вместе с криком петуха и «беспокойством нутра» относительно своих странных желаний. Нет, и впрямь, чего это ей приспичило, да так надоедливо! Неужели гены крестьянские покою не дают? А почему, например, в маме такие гены напрочь отсутствуют? Она полжизни здесь прожила, а даже просто приехать да повидать родные места – калачом не заманишь! Тем более – за косу хвататься…

Но если сидит внутри желание – надо его исполнить. Чтобы «нутро не беспокоилось». Может, и впрямь какая судьбоносная подсказка за ним стоит?

Соскочила с кровати, поеживаясь от холодка. Вроде и печка была истоплена, а свежо с утра! Недаром говорят, что июнь – еще и не лето… Днем жарко, а ночи довольно прохладные. Эх, как она вчера лихо босиком по этому холоду шастала, по росе… Так, а на ноги что лучше надеть? Кроссовки? А толку? Намокнут сразу, неловко будет… Нет уж, лучше бабы-Симины остроносые галоши на ноги приспособить. Кстати, она их очень смешно называет – чуни…

Так, в чунях, в закатанных до колен джинсах да в старой телогрейке, что отыскалась в сарайчике, и выскочила на соседскую усадьбу, перемахнув через кургузый плетень. А из рукава телогрейки еще и кепка выпала – смешная такая, в клеточку, с круглым козырьком. Напялила ее на голову, поставила косу «на попа», и давай по лезвию бруском наяривать! Конечно, звук получился – не Пятый концерт Бетховена, вспорол скрежетом утреннюю тишину так, что забрехала собака в соседнем дворе. Ничего, собака потерпит. Тут дело поважнее, чем утренний собачий сон.

Ну что ж, приступим, помолясь… Как там говорится? Размахнись, коса, раззудись, плечо? Оп-п… Чего ж она не размахнулась-то, а сразу в землю воткнулась? Нет, как-то не так надо… Давайте, что ль, гены, подсказывайте, руководите тайными крестьянскими потребностями! Ага, вот так, наверное… Плечо оттянуть, самую малость податься назад, потом сильным и плавным махом – р-раз! И еще – р-раз! Ага, пошло дело! Вот она, травушка-муравушка, высокая да росистая, так и легла под ноги! Ага, ужо я тебе! Получается! Получается! Вот вам, голос подсознания! Вот вам, подсказка судьбы!

– Э! Мужик! Ты чего тут?..

Вздрогнула всем телом, обернулась воровато на голос. Огромный детина, голый по пояс, стоял в десяти шагах, смотрел на нее в недоумении.

– А я… Я тут вот… Траву кошу… А вы кто?

– Я вообще-то хозяин… травы. И усадьбы тоже.

– И… Извините… А мне баба Сима сказала, что здесь никого… Никто не живет…

– Ну да, в общем… Особо никто не живет. Я вчера поздно вечером приехал. Да постой, мужик, куда ты? Или… Э-э-э… Ты это… ты не мужик, что ли?

– Да, представьте себе, не мужик! – сдирая с головы кепку и оборачиваясь к нему уже с другой стороны плетня, обиженно проговорила она.

– Ой, простите подлеца, обознался… А вы косу, косу свою забыли!

Широко шагнув по траве, детина ловко ухватил косу, дошел до плетня, остановился, с любопытством ее разглядывая.

– А… вы кто? Насколько я знаю, у бабы Симы отродясь наследников не водилось…

– А вы, наверное, Иван, правильно?

– Ну да, Иван…

– Ну, будьте здоровы, Иван! Извините, что своим занятием ваше утро нарушила! Больше не буду, можете не волноваться! И отдайте мне мою косу, пожалуйста!

– Да возьмите… Пожалуйста…

Схватила протянутую через плетень косу, развернулась, гордо пошла к сарайчику. Закрыла дверь, досадливо скинула с себя телогрейку, шмякнула кепку под ноги. Нет, каков нахал, а? Что ему, травы жалко? Еще и мужиком обозвал… И не уходит, главное! Вон видно через щель в стене, как стоит у плетня, ежится от холода. Если обозвал, так и шел бы себе! Еще поизгаляться, что ли, охота?

Вытолкнула дверь плечом, пошла мимо него в сторону дома, как мимо бесполезной в хозяйстве статуи.

– Постойте, девушка… Ну чего вы, в самом деле, так на меня обиделись? Я ж не хотел… Вышел, смотрю – телогрейка, кепка, да еще и с косой… Что я должен был подумать?

– Да думайте что хотите!

– А зачем вам… трава на моем огороде понадобилась?

– Да не нужна мне ваша трава! Я просто ее немного покосить хотела, и все!

– Зачем?!

– Да просто так! Из любопытства! Маленькое удовольствие хотела получить!

– Да? Как странно, однако… А у меня были совсем другие представления о девичьих удовольствиях… А как вас зовут, девушка?

– Представьте, что у меня абсолютно женское имя, хоть и редкое! Сантаной меня зовут!

– Ах вот в чем дело! Ну конечно же, теперь я понял! Как я тебя сразу не узнал, чертенок? Помнишь, как твоя бабка мне по уху тогда за этого «чертенка» врезала, а?

– Нет, не помню.