Добрее одиночества

– Давайте оставим эту тему. Умершая ни с чем тут не связана, и давайте не осложнять жизнь ничьей смертью, – сказала Жуюй, показывая на дверь, где колокольчики добросовестно ждали, готовые мелодично попрощаться с Эдвином. – Передайте Селии и детям мой нежный привет.

Позднее Жуюй шла домой в лунном свете. Туман, висевший днем над заливом, уже надвинулся на сушу и распространился за каньон, оранжевый свет в окнах был дымчатым ровно настолько, чтобы возникал оттенок призрачности. Три вечера в неделю Жуюй оставалась в магазине до закрытия. Если бы она поднималась по склону с кем-нибудь вдвоем, это выглядело бы красиво, романтично, но, проходя этот путь без провожатого, она, должно быть, являла собой в глазах тех, кто знал ее в лицо, одинокую фигуру. Но одиночество – такой же плод обманчивой веры в значимость мира, как любовь: решая почувствовать себя одинокой, как и решая полюбить, ты выдалбливаешь около себя пустоту, которую должно заполнить другое существо: подруга, возлюбленный, игрушечный пудель, скрипач, услышанный по радио.

Всю жизнь Жуюй верила, что способна успешно защищаться от любви и одиночества; секрет состоял в том, что настоящему позволялось жить лишь пока оно было настоящим. Та, что вытирала полки в магазине, была так же реальна в своей весомой отдельности, как та, на кого хозяева двух померанских шпицев оставляли их, отбывая на отдых в южную Францию или Италию, и как та, что учила двух слабо мотивированных подростков мандаринскому. Рожденная убивать, она освоила искусство приканчивать каждый прошедший миг и лишь после этого отпускать к остальным, умершим такой же смертью. Ничто не соединяет одно «я» с другим; время, умерщвленное так, не становится памятью.

В кустах трещали сверчки, умолкая при звуке ее приближающихся шагов, так что в каждый момент ей слышны были только дальние. Эти осенние жалобщики были опасливей соловьев, хоть и грустили хором, и они наводили бо́льшую печаль, чем совы. Близился День благодарения, но погода была необычно мягкая, даже для Северной Калифорнии. В Пекине последних сверчков уже, должно быть, выморозил первый холодный фронт из Сибири.

Что-то возникает без предупреждения, как сверчки, как осенний мрак: не успеешь оглянуться, как падешь жертвой недоброго очарования. Жуюй увидела, как ее тень превратила придорожный куст во что-то слишком странное, чтобы иметь к ней отношение. Инстинктивно она отступила и спряталась от одинокого фонаря за дерево. Что-то скользнуло в кусты позади нее, то ли белка, то ли енот. Природа побуждает искать себе подобных, но что можно от них получить, кроме еще большего одиночества?

За полквартала от дома позвонил мобильный телефон. Это была Селия, и Жуюй ответила: не следует пренебрегать миром смертных.

– Где ты? – спросила Селия.

– Подхожу к дому.

– Эдвин говорит, ты нехорошо выглядела. Что случилось?

Запоздалая откровенность – не составная ли часть обмана?

– Ничего не случилось, – ответила Жуюй.

– Ты не простудилась? – спросила Селия. – Голос какой-то странный.

– Может быть, сеть искажает.

– А может быть, не сеть, – сказала Селия. – Послушай, ты не обязана со мной делиться, но если есть потребность выговориться, я готова.

– О чем выговориться?

– Эдвин понял так, что умер кто-то важный для тебя, – промолвила Селия. – Почему ты не сказала?

– Если бы это был кто-то важный, я бы поделилась с тобой, – сказала Жуюй. – То, что я только вскользь упомянула об этом Эдвину, а тебе забыла, как раз и доказывает, что ничего серьезного.

– Это была женщина? Эдвин подумал – может быть, возлюбленная одного из твоих бывших?

Возможно, в любопытстве Эдвина не было ничего, кроме искреннего сочувствия, но Жуюй невольно испытала досаду: в пассивно-агрессивной манере он подбил свою ничего не подозревающую жену на внезапную атаку. Она вздохнула.

– Селия, давай поговорим об этом потом.

– Сможешь прийти завтра выпить кофе? До магазина.

Жуюй посмотрела на часы. Меньше двенадцати часов, чтобы найти приемлемый способ унять назойливость Селии. Хорошо, сказала Жуюй. Она придет после того, как Селия отвезет детей в школу.

Но чем позже становилось, тем больше угасала в ней решимость приготовить историю для Селии. Любое планирование требует способности вообразить себе будущее – на день или на месяц вперед, – но, едва она ставила себе такую задачу, в голове упрямо пустело. Ради подобного эффекта люди ходят на йогу и учатся медитировать; жаль, что нельзя поделиться своим секретом с миром, подумала Жуюй, чувствуя, что ее клонит в сон. Она замечала уже, что после того, как пришла весть о смерти Шаоай, на нее чаще стала нападать усталость. Все эти прения с богом былых времен, должно быть, подействовали на нее сильней, чем она ожидала.