И я действительно перестала бояться, а скоро провалилась в сон… Но и в нем мне не было покоя. Я снова слышала крики, хруст костей, слышала, как падают тела… Уже мертвые тела. И Джой смеялся и повторял «Хочешь узнать, кто это был, а?» А я не хотела… Ничего не хотела…
Когда казалось, будто мне уже не выбраться из этой темноты, я услышала голос… Кто-то пел… Мужчина… Нет… Юноша… Очень молодой, не старше меня самой. И голос, такой приятный… Такой мог быть только у ангелов. Не Джой… У того голос грубоватый, иногда даже дребезжащий, как будто бы ломка до конца не завершилась.
Мелодия была совсем простенькая, незамысловатая… И этим почему-то нравилась мне еще больше. Всю тревогу будто смыло приливной волной. Остался только покой… и уверенность, что все будет хорошо.
Все будет хорошо…
Нужно было открыть глаза, взглянуть, кто в комнате… Но я не хотела. Не хотела знать, кто он такой. Потому что его могло не существовать вовсе. Ведь «Белая роза» не пустила бы внутрь чужака…
Утром меня наконец-то разбудила не бабушка, а бурчание в собственном животе. Я была голодна. Ужасно голодна. Неудивительно, ведь поужинать вчера так и не удалось.
Все произошедшее прошлым вечером как будто затянуло туманом. Густым туманом с луизианских болот. Я знала, что произошло, помнила до последней мелочи, но почему-то страх не возвращался.
А в голове намертво застряло «Au clair de la lune, mon ami Pierrot…». Я даже начала мурлыкать под нос мелодию, когда одевалась.
Когда тетя Лотта вошла в комнату с подносом в руках, она явно ожидала увидеть меня разбитую и несчастную, лежащую в постели без движения.
Поэтому, наверное, она сперва едва не выронила поднос.
— Тесса, дорогая, ты в порядке? — растеряно спросила тетя, ставя поднос на мой стол. — Зачем ты встала?
Я только улыбнулась, пожав плечами.
— Кажется, все хорошо, — отозвалась я.
На самом деле, все было не хорошо, все было куда лучше обычного. Тело казалось таким легким, невесомым…
— Может, ты тогда спустишься… к завтраку? — неуверенно спросила женщина. Она была уже не просто удивлена — напугана…
Вот только непонятно, что же могло произвести на нее такое впечатление. Ведь все наоборот было хорошо. Я не билась в истерике, чувствовала себя отлично… Что не так?
— Да, конечно, я спущусь к завтраку, — ответила я. Даже «семейные трапезы» уже не наводили на меня тоску.
— Au clair de la lune, mon ami Pierrot… — снова промурлыкала я под нос и посмотрелась в зеркало.
Привычная серая водолазка мне сегодня почему-то совершенно не нравилась. Может быть, потому что я надевала ее уже второй день подряд? Я полезла в шкаф, откуда вытащила зеленую блузку, которая сочеталась и с моими джинсами. Но я ее редко носила. Не любила настолько женственные вещи. Однако сегодня почему-то захотелось.
— Откуда… откуда ты знаешь эту песню? — растеряно спросила тетя Шарлотта.
А причем тут песня? Ну песня и песня… Как будто в ней есть что-то странное.
— Не знаю, услышала где-то. А что?
— Не думала, что тебя интересуют старинные французские колыбельные. Кажется, ты предпочитаешь другого рода музыку, — задумчиво произнесла тетя.
Я быстро зашла в ванную и переоделась там за несколько секунд. Все же раздеваться при тете было неудобно.
— Предпочитаю, — согласилась я, снова вернувшись в комнату. На этот раз отражение понравилось мне куда больше. — А это важно?
Шарлотта Арно покачала головой.
— Нет, конечно же, нет. Идем, дорогая. Все будут рады тебя увидеть.
Я пожала плечами и пошла вместе с родственницей из спальни. Чем тетю не устроила простая песенка, было совершенно непонятно. Что в ней было такого особенного? Только то, что она была на французском?
В столовой к тому времени уже собралась вся семья. И мое появление шокировало даже обычно невозмутимого дядю Рене. Они не ожидали, что я спущусь?
— Тесса, зачем ты пришла? — спросил он, ставя меня в тупик.
Я села на свое место и ответила:
— Но это же семейная традиция, разве нет?
Странные люди. То едва ли не силой волокут в столовую, а теперь почему-то недовольны тем, что я пришла по собственной воле.
— Все верно… Но разве… тебе не плохо? — изумилась бабушка, пристально разглядывая меня.
Да и вообще, меня разглядывали все, разве что близнецы больше внимания уделяли своим тарелкам.
Вирджини смотрела так, будто снимала с меня мерки для гроба. В ее глазах была такая ненависть, что странно, как это я еще не упала замертво.
А в голове снова звучала намертво прилипшая песенка «Au clair de la lune, mon ami Pierrot».
— Нет, — пожала плечами я. — Кажется, все в порядке. А как там Джим, дядя?
Не хотелось бы, чтобы с ним что-то стряслось… Но почему-то казалось, что и с Джимом ничего страшного не произошло.