Читаем Добро пожаловать в ад полностью

Я продолжал пробираться к БТРу, который еще долбил «зеленку» из пулеметов. Мне повезло, и я опоздал на несколько секунд. Выстрел гранатомета попал в бок машины и сжег всех, находящихся внутри. Всю «коробочку» обволокло черным, густым дымом. Я едва не закричал от страха. У меня даже задергались ноги.

В двух метрах от меня завертелся раненый в живот Чарский. К нему подбежал Вакулин, лег на ноги, начал задирать куртку камуфляжа. Я смотрел на обнаженный белый живот, из которого с хлюпаньем, сквозь пулевое отверстие, вытекала кровь. Когда раненого повернули, я увидел, что рана сквозная и в выходное отверстие мог легко пролезть кулак. Ему одернули форму: тут уже ничем не помочь.

Я услышал нарастающий скрежет над головой, затем взрыв. Меня сбило, отбросило в сторону. В ушах зазвенело, пелена заволокла глаза. Через минуту я пришел в себя. Ничего опасного не произошло. Я был жив, даже не ранен.

Вакулин лежал на боку, протянув руку ладонью вверх, точно молясь. Он умер от болевого шока. Неопасная рана оказалась причиной смерти. Сердце не выдержало резкой боли и остановилось.

Я почувствовал, как во мне восстают все страхи, все отвратительные возможности умереть. Не замечать их я уже не мог.

Я попытался подняться, но не смог. Что-то мешало. Хотелось спрятаться и стать незаметным. Вокруг меня было слишком много непрекращающихся воплей и взрывов, крови и разорванных на части тел. Я дышал как-то странно, толчками. Губы от напряжения сложились в трубочку, сознание словно оцепенело. Я отказывался понимать значение этих звуков, старался защититься от порождаемого ими страха. Чем яснее работало сознание, тем становилось страшнее.

Мне не удавалось успокоить себя. То, что делал, было похоже на самоубийство. Я словно переставал быть собой, с трудом воспринимал происходящее.

Я уже совсем плохо видел, не мог ровно держать автомат. У меня не было возможности защититься.

Калиновский подбежал ко мне и упал рядом, опрокинувшись на спину. Над правым глазом у него краснело отверстие. Его рука, потянувшаяся к лицу, замерла на груди.

От испуга у меня остановило дыхание, и тело стало ватным. Я не мог избавиться от тошнотворного комка, подступившего к горлу. Страх сжимал сердце. Казалось, что все «чехи» целились только в меня.

Снайпер боевиков поймал в прицел Минина и начал методично убивать его. Сначала бил по ногам, потом по рукам. Затем пуля вошла в затылок и вылетела изо рта, раздробив всю челюсть. На камни брызнула кровь, и упали передние зубы вместе с костями.

Я пополз в неглубокий кювет между дорогой и деревьями. В лицо ударило несколько комков земли, но я этого не почувствовал. Как и всегда в бою, кожа перестала воспринимать любые прикосновения. Я вздрагивал от звуков, но тела своего не чувствовал. Наткнулся на лежащего солдата. Из маленькой пулевой раны на его шее толчками выбивало кровь, которая стекала на грудь, заливая бронежилет.

Гранаты рвались с глуховатым звуком. Иногда так близко, что я всем телом ощущал упругий толчок горячего воздуха. Готовый почувствовать мгновенную боль разорванного тела, я замирал от страха.

Я бросился в сторону. Что-то ударило меня в плечо, и я полетел кувырком. Распластавшись на земле, я ожидал последнюю смертельную очередь. Но выстрелов не последовало.

Я дернул головой и очнулся. С трудом осмотрелся воспалившимися глазами. Во мне уже не было страха, лишь боль, не позволявшая проявляться чувствам.

Я пополз в ту сторону, куда лежал головой, потом попытался подняться и не смог. Опять пополз.

Еще ни разу смерть не приближалась ко мне так близко. Хотелось закричать, но в сдавленной груди не нашлось воздуха. Оставалось лишь умереть.

Ни о чем другом я не мог думать.

В одну пробежку я добрался до БТРа и залез под него. Несколько пуль ударили по броне. Я перебрался на безопасную сторону. На броне, свесив руки, слабо шевелясь, висел Киселев. Я оцепенело смотрел на него, чувствуя, как у меня затряслись все внутренности. Застучали зубы, и я сжал челюсти с такой силой, что заныли мышцы лица. Мне неудержимо захотелось бежать. Было очень сложно не кинуться под пули.

Две очереди прошли по дороге рядом со мной, и я отшатнулся, ощутив промахнувшуюся смерть. Разорванный, пробитый пулями скат БТРа продавился до обода. Долбящий звук прошел по броне и отозвался болью в моей голове.

Я ощущал, как по мне стреляли со всех сторон и негде было укрыться. Я чувствовал, что еще несколько секунд такого напряжения и я брошусь бежать все равно куда. Я не сомневался, что буду убит. Перестал понимать, почему еще жив.

Вздрагивал при каждом ударе пули рядом, поджимал под себя ноги. Хотел стать меньше. Хотел исчезнуть из стреляющей Чечни.

Пахло жженой резиной, окисленной сталью. Я смотрел на голые обода машины и очень хорошо понимал, что сделал серьезную ошибку, оказавшись в Чечне. И было уже поздно пытаться что-то исправить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза