Добро пожаловать в Москву, детка!

— Ахахаха! Верааа! А помнишь, как я стала спускаться по первому тогда еще эскалатору в торговом центре, только в обратную сторону, на подъем! И семеню, семеню такая ногами, не пойму в чем дело! — Катька стала показывать, как она семенила ногами, корча рожу и часто жестикулируя.

— Ахаха! Да, конечно, помню! — подхватила Верка, согнувшись от смеха. — Я тогда стояла внизу и смотрела на тебя, дуру. Сначала не поняла в чем дело, а потом, смотрю, охранник покатывается с тебя, короче, там все ржали. Ахахаха! — вновь заржала подруга с новым приступом смеха. — А помнишь, в Сочи? Ой, я не могу! В ресторане! Как ты шевелюру свою кудрявую от свечки подожгла!

— Ахахаха! Вы эту историю, наверно, никогда не забудете! — конечно, Катька прекрасно помнила, как у нее загорелись волосы от свечи на столе. Девушка тогда приподнялась поправить платье, и вьющаяся прядь непослушных волос упала на свечу, в миг волосы вспыхнули, Катька услышала легкий треск по волосам и, схватившись за голову, стала кричать. Катька очень испугалась, что сейчас все волосы, которые были на лаке и пенке, сгорят в секунду. Верка от смеха съехала с дивана вниз, почти на пол, и долго еще не могла успокоиться. Тушить Катькины волосы кинулся Игорь, Веркин парень, огромными ладонями сжимая волосы, не дав огню распространиться.

— Я тогда чуть не сдохла от смеха, ей богу! — продолжала ухахатываться Верка. — Я только посмотрю на тебя, сразу огненный одуван передо мной! Ахахаха! У меня еще потом три дня пресс болел.

— Ну вообще это было опасно, если бы не Игорь, без волос может осталась бы! А помнишь, как ты с верхней полки в поезде свалилась на бабку! Ахахаха! — закатилась Катька.

— Ахахахах! Да, точно! Блин, ну это вообще было жестоко, убить ведь бабку могла, на меня тогда ее чай горячий пролился!

— А я просто вижу твои ноги длинные, как палки, летят, не пойму, что происходит, потом бам! Тарарам! Вы обе орете! Оооооо! Я уже не могу смеяться!

— Я с тех пор на верхних не езжу, всегда беру нижние! Я тоже не могу уже ржать, низ живота болит! Подожди, давай остановимся, я перекурю. — Вера положила пакет с продуктами на землю, со стоном разогнулась и достала сигареты. Катька смотрела на подругу: черные глаза горели огнем, щеки залил румянец, губы от прикусов во время смеха раскраснелись, волосы торчали в разные стороны, и сейчас, в этот момент, перед ней была не злая и ироничная тридцативосьмилетняя Вера, а та самая красивая молоденькая девушка-хохотушка, которой была Верка десять лет назад.

— А помнишь, когда ты полезла в будку посмотреть щенков, а тебя там осы покусали, и ты ходила почти неделю с такой шайбой вместо лица?

— Катька, все хватит! … Ааааа! А помнишь, тем же летом, когда тебя за руки и ноги кидали мальчишки в речку, у тебя лиф слетел и они так испугались твоих огромных сисек, что резко бросили тебя в воду! Ооооооо! — Верка опять согнулась и почти присела рядом с пакетом.

— Так, все! Ну не такие уж и огромные у меня сиськи! Просто они были белые, а тело загорелое, поэтому визуально казались большими! Ахахаха!

— Так все, правда, хватит, иначе мы к ночи до дома не дойдем, а еще готовить. Хотя подожди, я еще одну покурю.

— Мясо потушим с овощами, ну еще можно легкий куриный бульон сварить.

— Да, давай — согласилась Вера, прикуривая. — Кать, только давай будем пореже покупать сыр… Наш бюджет его сейчас себе не может позволить.

— Ой, да! Вообще такой дорогой сыр, триста рублей — два раза позавтракать.

Вера затушила сигарету, и девушки, подхватив пакеты, пошли привычной тропинкой к дому, к старой хрущевке, в которой снимали свою первую квартиру.

Глава 26

Герман в темно-синем шелковом халате возлежал на роскошном итальянском диване самого что ни на есть восемнадцатого века. Рядом игрался с тапком смешной рыжий бигль, как дань моде дням, в которых сейчас творил свои дела вершитель.

Старик лежал с закрытыми глазами и улыбался. Как кадры из кинофильма в его голове проносилась жизнь Катьки, ее работа, тренировки, диалоги с Верой, новые знакомства, переписки с мужчинами, занятия любовью. Герман работал со своим сознанием, как хакер с компьютерными программами, сразу с несколькими, закрывая одну, что-то переписывая во второй и запуская третью.

Закрыв Катю на очередных рыданьях в подушку по поводу вновь исчезнувшего мужчины в ее жизни, старик рассмеялся.

— Ох, Торри! — обратился Герман к собаке. — Какие же бабы — дуры! Ни черта не смыслят в любви и в мужиках ни черта не смыслят! Да если б я не вмешался, хлебнула бы она с ним! А, Торри! — бигль громко залаял, радостный вниманием хозяина. — Он жадюга еще тот и расчетливый покруче нашей небесной канцелярии! Эта дуреха доверила бы ее ему все свои гонорары и отдала бы половину при разводе, убиваясь, что он нашел моложе и красивее. Ладно, пусть рыдает… Плачет, поплачет, потом напишет стихотворение, хоть какая-то польза от этого мудака.