Добро пожаловать в Москву, детка!

Москву нельзя любить или ненавидеть и уж тем более быть к ней равнодушным. Москву нужно чтить, ее нужно уважать, хотя бы за то, что ты дышишь ее воздухом и видишь историю Руси, историю государства российского, историю своей страны. Москву нужно узнавать, ей нужно интересоваться, и ты даже не представляешь, сколько богатств она может открыть для тебя, просто спроси. Спроси о Кремле, спроси о судьбе высоток Сталина, спроси о Китай-городе, спроси о Новодевичьем монастыре, спроси об Остоженке или Рождественке, спроси об Арбате или ГУМе, просто спроси. Спроси и она ответит. Она с тихой улыбкой и чуть с поволокой в глазах расскажет тебе, как не раз горела, как вздымалась на колах, как растила новую кожу, как тысячи раз терпела предательство и разорялась, она расскажет о недальновидных, корыстных и глупых, которым удалось постоять у ее руля, а также о правителях мудрых, с понятием чести, достоинства и наивысшим уровнем пассионарности. Она расскажет тебе о хлебосольных столах с яствами, о балах, о золотых запасах и драгоценностях алмазного фонда, она расскажет о победах, о сильном оружии, о великих писателях и поэтах, ученых и врачах, архитекторах и меценатах, о личностях, которые творили историю. Москва менялась, была бита и била сама, была голодна и сыта, мерзла и грелась, рушила и создавала, плакала и смеялась, Москва менялась и росла. И сейчас, перешагнув через восьмую сотню лет, она меняется и растет. Сейчас она большая и статная, с огромным опытом за сильными покатыми плечами, поэтому она не верит слезам, потому что ее слезы уже давно высохли. Москва не верит обещаниям, ведь ее столько раз предавали. Москва верит действиям, Москва ценит поступки. Москва уже давно не девочка.

Катька любила смотреть ночами из окон, из всех московских окон, в которых жила. Царицыно, Петровско-Разумовская, Краснопресненская, Фили, Дмитрия Донского. И из каждого окна открывался свой, неповторимый, особенный вид и своя присущая этому месту энергетика. В Царицыно — спокойствие, сосновый парк и светящийся ларцом с драгоценностями Екатерининский дворец, на Разумовской — желание, риск, квартал желтеньких новостроек и свежая, пахнущая битумной, дорога, на Пресне — равнодушие, сон и тихие лесные дворики, на Донского — метания, осознанность и ползущий огненной змейкой МКАД. Но было и общее — это тысячи светящихся окошечек-жизней, заливающиеся соловьи и каждую минуту взлетающие или садящиеся самолеты. Они вытирали Катькины слезы, селили уверенность, дарили идеи и побуждали к действиям.

Поэтому Катька должна была не только старику Герману, но и окнам, соловьям и самолетам. Она просто не могла их предать.

Глава 2

Вера сидела на диване, уткнувшись в телефон. На голове у девушки красовалась бинтовая повязка, проходящая под подбородком, и чуть выше виска завязанная несложным бантом, очки, как обычно, сползли на кончик носа. Катька искоса поглядывала на подругу и изо всех сил старалась не заржать, потому что этим она смешила и Веру, которой смеяться было запрещено, да и больно. Вера только вернулась от косметолога, их общего с Катькой знакомого Саши Метриковича, поставившего ей омолаживающие и подтягивающие овал лица нити. Сашу они любили, брал он недорого, ничего лишнего не навязывал, заботился о результате и при каких-либо недочетах корректировал совершенно бесплатно. Девушки, по-доброму, его называли Сашуля Метрикович. Внешне он уже походил на куклу Кена, применяя на себе все последние достижения современной косметологии. Пепельный блондин, пухлые губы идеальной формы, очень высокие даже для куклы скулы, приятный голос, с женским тембром, но не манерный. Катька сразу поставила вердикт, что Саша — гей, положась на свою женскую интуицию, которая никак к нему, как к мужчине, не располагала. Вера же Сашу защищала, тыкая в «Инстаграмм» на якобы его девушку и доказывая, что он метросексуал, с того момента Саша прозвался Сашуля Метрикович.

— Нет, Кать, ты упадешь сейчас! — воскликнула Вера, оторвавшись от телефона. — Прикинь, мне Шандрюля дружбу предложил в «Одноклассниках»! Ну эт ваще! Вот это он дает! После года молчания и присылания тупых подарков, которые я даже не открывала! Он дружбу мне?! Нет, Кать, ты даже не представляешь какой это шаг для него, прям шажище! — иронизировала подруга.

— Да ты што?!!! Вот это ниче се! Слушай, да это прям не шаг, а шпагат для него!..Вот такой параллельный шпагат! — начала ржать Катька, неуклюже пытаясь сесть на шпагат.

— Ахахах! Да точно! — подхватила Вера. — И ты знаешь, он, наверно, когда на шпагат на этот падал, он прям бубенцами своими — хрясь об пол! И жена такая его всполошилась: «Дима, а что за звон?… Вот сейчас был, ты не слышал?» А он: «Люб, ты чо, какой звон!?» А сам телефон прятать… Ахаха!!! — Катька откинулась на спинку дивана, а Вера схватилась за щеки, и стала выть, сдерживая приступы смеха.

— Катька, хватииииит! Ой, не могу! У меня сейчас все нити вылезут коту под хвост!