С неделю я поглядывала на смятый листок, одиноко валявшийся на столе, покрытом несмывающимися круглыми отпечатками кружек с кофе, как свидетелями преступления против чистоты. У меня не было проблем с работой или деньгами, но в перспективе маячил отпуск, и вопросы о цепочке продолжали возникать в голове совершенно спонтанно и всё больше угнетали. Возможно, работа пергидрольной подруги была связана с наркотиками, возможно, она просто бредила. Но я никогда не отличалась рациональностью. Вернее – отличалась, но только на людях и при родных. А душа при этом настойчиво требовала безрассудных поступков, иррациональных решений, спонтанных действий, что выливалось в бессмысленные путешествия по первой попавшейся горячей путевке; в случайные связи, обрывающиеся в дорогих номерах московских отелей, реже – в банальных туалетных кабинках баров; во встречи и расставания, в скандалы на пустом месте и дикие алкогольные угары с бывшими сокурсницами. Если существовал более мирный способ дать своей необузданной, немного сумасшедшей натуре то, чего она так рьяно требовала, я была готова попробовать, и даже рискнуть.
Хорошо помню, что это была действительно пятница. Ровно в 6-55 я уже стояла на станции «Маяковская», пытаясь рассмотреть в пробегающих мимо людях кого-нибудь интересного. Из путанного рассказа подруги я запомнила, что нужно дождаться
Встреча произошла неожиданно – высокий мужчина просто прошёл мимо, погрузив меня в удушающую атмосферу резкого одеколона и внезапно коснувшись ладони. В ней я ощутила что-то очень легкое и твердое, маленькое, с острыми гранями. Крепко сжав неизвестное, я припомнила, куда следует ехать и в точности повторила маршрут, который нарисовала подруга. Уже направляясь к выходу из метро и почувствовав слегка морозное дыхание улицы, я не удержалась и заглянула в ладонь: там лежал небольшой прозрачный камушек сложной огранки. Он не был похож на стекло, даже не тянул на качественную подделку – такой игры света на гранях, такой прозрачной чистоты невозможно добиться на искусственном камне. Я снова спрятала его в ладонь и двинулась вдоль перил осторожно придерживаясь.
Почти на середине лестницы, когда в сердце закрался страх не найти тайник, я почувствовала тёплое надавливающее прикосновение к своей руке и тут же под пальцами словно открылась дверца – явно ощутилась небольшая ямка, в которую плотно вошёл камушек. Освободившись от драгоценного груза, я резко обернулась, но не увидела никого подозрительного – только спешащих куда-то людей. Кто мне помог и значило ли это, что теперь я – звено цепи? Пожалуй, именно тогда впервые меня посетила мысль, что случилась самая страшная ошибка в жизни, что жажда приключений завела меня в опасные дебри. И, ведомая больным любопытством, вечером я оказалась рядом с постаматом, ввела код, поймала резко открывшуюся дверцу и достала оттуда книгу, завернутую в пленку.
Уже дома, расположившись на кухне под тусклым светом лампы, я медленно листала пахнущие типографской краской страницы и нашла среди них банкноты номиналом в пять тысяч. Ровно шесть штук. А среди них странного вида записку на клочке тетрадного листка в клетку – перечеркнутый глаз. Сначала понять было трудно, и только спустя несколько минут, когда первые впечатления сменились горечью осознания, я сообразила, что значил этот рисунок.
С того дня я больше ни разу не видела то, что оказывалось у меня в руках. Конечно, меня посещали тревожные, иногда даже панические мысли – я ввязалась в нечто противозаконное и наверняка опасное, но не пойман – не вор. Слабое утешение, которое помогало не думать о бесконечной цепочке обезличенных взаимодействий. Кто-то передавал камни кому-то, кто знает, через какое количество рук они добирались до меня и куда уходили потом.
Эта подработка не доставляла хлопот, кроме раннего подъема. Как я узнавала, что сегодня тот самый день, когда состоится встреча? Никак. Просто в конкретное время, в конкретном месте по тем дням, которые написала мне подруга, всё случалось. Единственный раз произошел сбой, заставивший переосмыслить своё участие в этом странном ритуале.