Добро пожаловать в обезьянник

В гудящей голове Фуллера закрутился вихрь из Сюзанн. Он вновь увидел профессиональных соблазнительниц, мучивших его в Корее: они звали его с белых простыней импровизированных киноэкранов, с рваных плакатов, пришпиленных к мокрым стенкам палаток, с потрепанных журнальчиков в окопах. Эти Сюзанны сколачивали целые состояния, окручивая несчастных капралов Фуллеров со всего света – маня их ослепительной красотой, маня в никуда.

Дух предка-пуританина – в черном платье с жестким воротничком – вселился в Фуллера и завладел его голосом. Голос этот шел из глубины веков, голос охотника на ведьм, голос, исполненный праведного гнева, голос, сулящий погибель.

– Против чего я высказался? Против со-блаз-на.

Огонек его сигары в ночи был точно маяк, предупреждающий об опасности беззаботных прохожих. Так курить мог лишь обозленный человек. Даже мотылькам хватало ума не подлетать слишком близко. Подобно недремлющему красному оку, огонек бродил туда-сюда по деревенским улицам, покуда не уснул влажным погасшим окурком рядом с пожарной частью.

Бирс Хинкли, старый аптекарь, сидел за рулем пожарной машины – в глазах его блестела тоска по прошлому, по тем дням, когда он мог водить. А еще на его лице была ясно написана страшная картина того дня, когда с деревней случится очередная катастрофа: все молодые уедут, и некому будет повести машину к славной победе. Бирс частенько сиживал за ее рулем – вот уже много лет.

– Прикурить, что ли? – спросил он Фуллера, увидев между его губами погасшую сигару.

– Нет, спасибо, мистер Хинкли, – ответил тот. – Все равно уже невкусно будет.

– А так, можно подумать, вкусно! Ну и гадость эти сигары…

– О вкусах не спорят, – возразил Фуллер. – Кому что нравится.

– Ну да, на вкус и цвет товарища нет, – кивнул Хинкли. – Я всегда говорю: живи и не мешай жить другим. – Он поднял глаза к потолку. За ним было ароматное гнездышко Сюзанны и ее кота. – У меня в жизни только и осталось радостей, что видеть радость других.

Фуллер тоже посмотрел на потолок и храбро поднял тему, о которой они не решались заговорить.

– Будь вы молоды, поняли бы, почему я так с ней обошелся. От этих красивых зазнаек одна морока.

– Да и так понимаю, память-то не отшибло. Мороки с ними будь здоров.

– Если у меня когда-нибудь будет дочка, я бы не хотел, чтобы она выросла красавицей, – продолжал Фуллер. – В школе они так зазнаются, что света невзвидишь.

– Согласен, это ты верно подметил, – кивнул Хинкли.

– Если у тебя нет машины и денег, чтобы спускать на всякие развлечения, они тебя и близко не подпустят! – сказал Фуллер.

– А они что же, обязаны? – весело спросил старик. – Я бы на месте красоток тоже всякую шпану не подпускал. – Он кивнул сам себе. – Ну да что теперь говорить… Ты вернулся с войны и все счета свел. Высказал все как на духу.

– Эх-х-х… – протянул Фуллер. – Да таких разве проймешь?

– Ну, не знаю. Есть такая старая традиция в театре: играть во что бы то ни стало. Даже если у тебя воспаление легких или ребенок смертельно болен, ты все равно выходишь на сцену и играешь.

– Да вы меня не успокаивайте, у меня все хорошо. Я не жалуюсь.

Старик вскинул брови.

– А кто про тебя говорит? Я про нее.

Фуллер покраснел, смущенный собственным эгоизмом.

– У нее тоже все хорошо.

– Неужели? – спросил Хинкли. – Может, оно и так. Да только в театре сегодня дают спектакль, а она почему-то дома сидит.

– Да вы что? – изумился Фуллер.

– Ну да. И носу не кажет за дверь с тех пор, как ты отправил ее восвояси.

Фуллер попытался язвительно усмехнуться.

– Может, оно и к лучшему. Ладно, спокойной ночи, мистер Хинкли.

– Спокойной ночи, солдатик. Сладких снов.

Близился полдень, и жители Мейн-стрит понемногу шалели. Даже лавочники торговали как-то вяло, словно деньги больше не имели для них значения. Все взгляды были устремлены на большие часы с кукушкой над пожарной частью. Поселян мучил вопрос: нарушил ли капрал Фуллер ритуал или в полдень дверь наверху вновь отворится и прекрасная Сюзанна выйдет на балкон?

Старик Хинкли, готовясь к ее приходу, тщательно разглаживал нью-йоркские газеты, отчего они только мялись. То была приманка для Сюзанны.

За несколько минут до полудня в аптеку явился капрал Фуллер – сам вандал собственной персоной. На лице его была странная печать вины и раздражения. Большую часть ночи он проворочался, размышляя о своей обиде на красивых женщин. «Только и думают, что о своей красоте, – твердил он мысленно до рассвета. – Ничего-то от них не добьешься, даже который час не скажут, если спросишь».

Фуллер прошел мимо пустых стульев рядом со стойкой для газировки и будто бы ненароком крутанул каждый. Наконец он нашел тот самый, скрипучий, и взгромоздился на него – воплощение добродетели. Никто с ним не заговорил.