Добро пожаловать в реальный мир

Затем я звоню Карлу и уже откровенно плачу в трубку. Он пытается утешить меня словом, унять мои слезы, обещает сказать Кену, что у меня дома очередное ЧП и что я из-за этого опоздаю на работу (думаю, я там уже точно кандидат на увольнение). А потом мой милый любимый друг говорит, что тоже на всех парусах примчится в больницу, отчего я опять раскисаю.

Вернувшись в отделение, нахожу отца на койке в самом углу. Миниатюрная тайская медсестричка заботливо подтыкает вокруг него чистую простынку. К его обнаженной груди прилеплена целая россыпь розовых липучек с проводками, змеящимися по редкой седой поросли. Папа подсоединен к капельнице и кардиомонитору, на руке у него манжета тонометра – но в целом, надо сказать, отец выглядит уже чуточку лучше. Лицо вновь обрело относительно нормальный цвет, да и сидит он уже в постели вертикально.

Почувствовав небывалый прилив нежности, кидаюсь к папе и крепко его обнимаю.

– Смотри не скинь с меня все эти примочки, – предупреждает он, – не то доктора решат, что я тут снова коньки отбрасываю.

Прежде чем оставить нас одних, тайская медичка цокает язычком и говорит:

– Счастливчик ваш папа.

Я не ослышалась? Он только что загремел в больницу с инфарктом, а мне говорят, что он счастливчик? С того места, где я стою, он совсем не тянет на счастливчика, а выглядит, скорее, старым и больным.

По щеке у меня скатывается слеза.

– Не плачь, – говорит папа. – Я уже в порядке.

– Ты был на волосок от смерти.

Он легонько похлопывает по груди со стороны сердца:

– У этого старикана еще есть порох в пороховницах, – шутит он. – Скоро совсем буду как огурчик.

– Папа, папа… – Я смахиваю слезы рукавом и опускаюсь на пластиковый стул у его койки. – Если с тобой что случится, я этого не перенесу.

– Я пока что никуда не собираюсь, – уверяет он. Затем как-то пристыженно взглядывает на меня: – Всё, больше никаких глупостей.

– Рада это слышать, – отвечаю я, и мы неловко переглядываемся. – Джо уже едет. Думаю, скоро будет здесь.

– Не представляю, как Нейтан все это переносит.

– Я тоже.

– Наверно, он из куда более крутого теста, чем я. – Папа снова откидывается назад, на подушку. – Я лишь хочу отсюда выбраться и поправиться поскорее.

– Я тоже хочу, чтобы все вернулось в нормальное русло.

Отец осторожно прокашливается.

– Маме звонила?

– Звонила. Ее нет дома.

Взглянув на большие часы на стене, папа хмурится:

– Она же никуда вечерами не выходит. Где она может быть в такое время?

Чтобы не отвечать на вопрос, делаю вид, будто все мое внимание приковано к больничной палате. У меня не хватает духу сказать отцу, где, по моему мнению, может быть мама, – не хочу быть виноватой в новом сердечном приступе.

Глава 53

Эван уже успел принять целую кучу всевозможных лекарств и от простуды с гриппом, и от кашля с насморком – полный набор снадобий, что составили бы честь всякому уважающему себя янки. И все равно чувствовал он себя ужасно. Голова пульсировала и раскалывалась, с носа текло ручьем. Осмотревший его нынче вечером ЛОР промыл ему тампоном горло, ощупал гланды и наконец объявил, что петь Эван пока что не способен. Так что благотворительный концерт был для него заказан.

И теперь он лежал в постели, в одиночестве и печали, исполнившись жалости к самому себе. «Подумаешь, какая-то простуда, – ворчал он на себя, – ничего же страшного». Эван вообще относился к тому типу людей, которых любая мало-мальская болезнь полностью выводит из строя, здесь же еще добавлялся обычный для оперного певца невроз. И хотя он сам понимал всю иррациональность такого хода мыслей, но всякий раз, когда ему доводилось слечь с простудой, Эван боялся, что навсегда потеряет голос. Что с ним будет, если такое однажды случится?

Эвану казалось, что уж на одну-то песню его вполне хватит, речь же не идет о полном концерте! Руперт по-любому должен был отправиться на благотворительный вечер, чтобы извиниться за его отсутствие и лично поприветствовать там кое-кого из почетных гостей. В последний момент Эвана заменили другим тенором, Йоханом Райссом. Пел тот весьма неплохо, так что вполне способен был спасти ситуацию – хотя и не был вторым Эваном Дейвидом. Вдобавок Эвана пугала мысль, что из-за непоявления на публике его имидж немного потеряет блеск. Он всегда с тревогой думал о том, что чем выше взлетает его звезда, тем дальше ей придется падать. К тому же извечно найдется масса бульварных газет, что с готовностью ускорят его падение на землю. Надо будет ему в порядке компенсации сделать весьма ощутимый вклад в этот благотворительный фонд, после чего – из не совсем, скажем, альтруистических соображений, – науськать Руперта, чтобы как бы невзначай обмолвился об этом в нужных местах.