Вот такая вот обстановочка творилась в родном доме Соломона Израилевича. Естественно терпеть это постоянно Соломон Израилевич не собирался и не хотел, а потому стал крепко думать вечерами. Думал непросто, а вооружившись чистым намерением и кое-какие мысли стали приходить в голову. Первыми мыслями, конечно, были "яд" или "несчастный случай". Стереть с лица земли этот дьявольский конгломерат, вот что особенно хотелось. Отчётливо Соломон Израилевич рисовал в своей голове картину, к примеру, аварии, или же падения с крыши гигантской сосульки. Вот только, всё это были мысли в момент гнева, в те времена, когда Соломона Израилевича только что зацепили или чем-нибудь особенно обидели. Трезвым человеком был Соломон Израилевич и соответственно умел мыслить трезво. А трезвое размышление над данным прискорбным вопросом говорило, прежде всего, следующее:
Что однажды встав на путь крови, дороги назад уже нет. Что как бы тонко всё не планировалось, в подобных вещах - всё может пойти не по сценарию. Что не стоят эти двое, прежде всего, загубленной Соломона Израилевича души. Что, планируя зло, против врагов своих врагам этим и уподобляешься. И наконец, из любой ситуации есть множество путей выхода. Сам собою напрашивался такой путь как неприятный размен собственной квартиры. Очень жалко было отдавать своё кровное. От отца с матерью в наследство, полученное. Да ещё кому! Этим жалким личностям. Одна из которых, к слову сказать, в один прекрасный день, порадовала Соломона Израилевича свежей новостью. Забеременела Олюшка от этого молодого бесперспективного Эдика. И это в то время как самому Соломону Израилевичу за весь совместный срок проживание по этому вопросу всегда звучал отказ.
- Тогда и у меня есть для вас новость! Сегодня же подаю на размен согласно долевому участию, - устало и как-то отрешённо проговорил Соломон Израилевич.
- Опа-па! Ну, наконец-то! Счастье-то, какое! Мы уж думали, сам никогда не догадаешься! Давно пора, мы и вариантики уже присмотрели. Твоя квартирка, конечно, чуть подальше будет и поменьше, но зато двор зелёный как ты любишь, и соседи тихие. Бабушки да дедушки в большинстве своём. Ещё потом спасибо скажешь! - на удивление Соломона Израилевича радостно восприняли услышанное Олюшка с Эдиком. Эти двое не скрывая восторга, даже хлопнулись ладошками, как будто свершилось что-то долгожданное. После этого взялись за руки и весело вприпрыжку сплясали, кружась по комнате и хором напевая:
В семь сорок он уедет!
В семь сорок он исчезнет!
В семь сорок пять его будет не догнать! Хоп!
В семь сорок он убудет!
В семь сорок его не станет!
В семь сорок пять его будет не догнать! Хэй!
В семь сорок его поезд, но я не беспокоюсь
На голове его чугунный котелок,
И ростом вышел он не низок невысок,
Поезд его едет на восток!
В семь сорок он отвалит!
В семь сорок нас избавит!
В семь сорок пять его будет не догнать! Супер!
Смотрелись со стороны как театр абсурда эти явно ранее заготовленные пляски и к радости длились не более минуты.
- Нет уж! Дудки! Ваши вариантики за бесполезностью можете проглотить на ужин. Мне они неинтересны. Я уж как-нибудь свои поищу собственные, - парировал Соломон Израилевич.
- Это мы ещё посмотрим. Нас скоро трое будет, а ты один. Поимей же совесть. Вот рожу в этой квартире, доля твоя резко сократится. А потом доказывай, что не ты отец. Не доводи до греха, - по-деловому, под согласительное кивание Эди, в свою очередь парировала Олюшка.