Доброе имя

Комната Широкова. Два окна. На подоконниках — самые разные предметы обихода. Небрежно застланная койка, у стен — два чемодана, третий — около двери. В дверь забиты гвозди, на них висит одежда. Маленький письменный стол, на нем стопка выстиранного белья. Посредине комнаты на единственном стуле сидит Твердохлебов, здоровенный мужчина средних лет, грубоватого вида, в высоких сапогах, старых военных бриджах и кителе без погон. Он курит и скучает. Входит Дима — коренастый десятилетний мальчик. Останавливается у порога и долго смотрит на Твердохлебова.

Дима(строго). Что вы тут делаете?

Твердохлебов. Курю. А что, нельзя?

Дима. Можно. А вас дядя Вася пустил сюда?

Твердохлебов. Пустил.

Дима. А где он?

Твердохлебов. Ушел.

Дима. Как же так? Бабушка сказала — он только приехал, а он уже ушел!

Твердохлебов. Бывает. Вернется.

Дима. А вы военный?

Твердохлебов. Был.

Дима. Отчего же вы в военном?

Твердохлебов. Удобней, когда много хожу.

Дима. А вы много ходите?

Твердохлебов. Много.

Дима. А зачем?

Твердохлебов. Надо. Я геолог. Знаешь, кто такие геологи?

Дима. Конечно.

Твердохлебов. Хожу, смотрю, где что лежит: где железо, где медь, где уголь.

Дима. А потом там, где вы ходите, будут шахты, да?

Твердохлебов. Да уж не без этого.

Дима. А зачем вы сюда приехали?

Твердохлебов. Сюда-то? Жаловаться. С работы меня выгнали. Вот какие дела!

Дима. Дисциплина хромала, да?

Твердохлебов. Да вроде нет. Дисциплина была ничего, подходящая. Шумел иногда. Это правда.

Дима(понимающе). И у меня в последней четверти тоже так было. (Вздохнув.) Бабушку вызывали.

Твердохлебов. Да… А у меня, понимаешь ты, бабушки нет. Вот сам приехал объясняться. Ну, да ничего, как-нибудь объяснимся. Кончишь школу, приходи ко мне в институт учиться. Будешь геологом.

Дима. Нет, я хочу быть журналистом, как дядя Вася.

Твердохлебов. Ну вот еще сказал — журналистом!

Дима. А чего?

Твердохлебов(чуть заметно улыбнувшись). Они люди опасные.

Дима. Неправда, дядя Вася замечательный.

Твердохлебов. Ну, не такой уж он, положим, замечательный, твой дядя Вася. (Увидев расстроенное лицо Димы.) Но, в общем, ничего, неплохой человек. Я согласен.

Дима. А сколько у вас орденов за войну?

Твердохлебов. Два.

Дима. А у него три. (Назидательно.) Понятно?

Твердохлебов. А у меня еще два — за мир, а у него нет. Ну, что скажешь?

Дима. А у вас где ордена?

Твердохлебов(кивнув на чемодан, стоящий у двери). Там у меня черный костюм, а на нем ордена. Костюм поглажу и при всех орденах ругаться пойду.

Дима. С кем?

Твердохлебов. Да уж я найду с кем!

Дима. А вы гладить сами умеете?

Твердохлебов. Я все сам умею.

Дима. Эх, жалко, мне идти надо.

Твердохлебов. А чего жалко-то?

Дима. Поговорили бы еще. (Идет к двери, вдруг вспоминает, поворачивается.) До свидания.

В это время за его спиной появляется Широков. Повернувшись, Дима наталкивается на него.

Дядя Вася!

Широков, приподняв, обнимает его.

Где вас только черти носят?

Широков. Что?

Дима. Это так бабушка про вас говорила. Она без вас скучала. И я. А мама — нет.

Широков. А мама — нет?

Дима. Я ее спросил — ты скучаешь по дяде Васе? А она говорит — нет. Но я думаю, она нарочно. (Спохватившись.) Мне пора. А то если Гошка Акопов вместо меня в воротах станет, — за первый тайм десять голов пропустит, самое маленькое. Я вернусь, мы с вами еще поговорим. Ладно?

Широков. Ладно!

Дима убегает.

Твердохлебов. А любит вас парень.

Широков(задумчиво). И я его.

Твердохлебов. Ну, были в редакции, рассказали там, что за птица этот Твердохлебов?

Широков. Рассказал, Кронид Иванович.

Твердохлебов. Поверили?

Широков. Поверили.

Твердохлебов. А почему у вас лицо кислое?

Широков. Придется уходить из редакции.

Твердохлебов. Это почему же? Рассказали ведь все по-честному?