Доброе имя

Дорохов(стараясь сохранить выдержку). Ну что, товарищ Акопов, будем закруглять? Твое слово.

Акопов(начинает говорить медленно, с подчеркнутым спокойствием человека, заранее решившего не горячиться, чего бы это ему ни стоило). Вопрос настолько большой и принципиальный, что, наверное, нас еще позовут на бюро обкома. Речь идет не просто об ошибке: речь идет о моральном облике советского газетчика. Товарищ Черданский, вы тут много говорили о защите авторитета газеты, что, дескать, надо бы исправить ошибку, да авторитет газеты не позволяет. Замарали честь советского человека — авторитет советского общества требует, чтобы эта честь была восстановлена открыто, быстро, у всех на глазах. И вдруг оказывается: авторитет газеты этому мешает! Оказывается, авторитет советского общества — это одно, а авторитет газеты — другое! Вы, товарищ Черданский, не только на практике проявили себя как карьерист. Вы под свой карьеризм еще и теоретическую базу подвели. Есть у нас еще такие люди: пока его личные интересы совпадают с общественными — все ничего, живет рядом с тобой человек, как человек. Но стоит ему попасть в обстоятельства, когда обществу нужно одно, а ему — другое, когда ради правды надо поступиться своим шкурным интересом, — он вдруг такое выкидывает, как будто это и не человек вовсе, а одно сплошное родимое пятно капитализма! Такие люди, чем они дальше от газеты, тем спокойнее читателям. И тут я вполне согласен с редактором, что надо поставить перед обкомом вопрос о снятии Черданского с работы. Санников и Широков по своим должностям не входят в номенклатуру обкома, и вы, товарищ Дорохов, формально вправе освободить их от работы единоличным решением. Однако я бы на вашем месте подумал, отвечает ли это ваше решение взглядам партии на то, как надо работать с кадрами. Вы сказали, что привыкли так расставаться с людьми! А партия не привыкла так расставаться с людьми!

Дорохов(вдруг сорвавшись). Вы меня партийности не учите! Прежде чем вас секретарем утвердить, в райкоме, между прочим, и моего совета спрашивали. Так-то!

Акопов. Так или не так, но я и другие присутствующие здесь коммунисты не согласны ни с вашим решением уволить Санникова, ни тем более Широкова. Да, он виноват, но он честный человек! Да, его уход отсюда говорит о его партийной невоспитанности, но вы же сами показали ему на дверь! (Вдруг, потеряв все свое спокойствие, громко и сердито.) Я никогда не соглашусь! Здесь не соглашусь, в обкоме не соглашусь, в ЦК, если надо, поеду!

Дорохов. Все?

Акопов(снова спокойно). У меня все. (Садится.)

Дорохов(встает, откашливается и опирается обеими руками о стол). Тогда разрешите…

Черданский(вскакивает и перебивает его). Нет, не все! Позвольте два слова!

Дорохов. Хватит, наговорился!

Черданский. Нет, уж позвольте! (Жестом взывает к собравшимся.) Товарищи!

Дорохов. Ну, давай, только покороче!

Черданский. Я тут все время сидел, слушал и думал — может быть, и мне есть смысл покаяться? Но потом, после речи товарища Дорохова, решил, что — нет! Если решено меня прорабатывать — ну что ж… Козел отпущения может обойтись без последнего слова. Метлой — так метлой! Только уж как-то больно легко вы меня вымели, товарищ Дорохов! Честно говоря, не ожидал! Сидеть по шестнадцать часов за вас — это и Брыкин будет. А вот ваши статьи писать за вас — он ведь не станет! Я-то, может, где-нибудь найду себе другого такого, как вы, а вот найдете ли вы себе другого такого, как я?

Пока говорит Черданский, Дорохов стоит все в той же выжидательной позе, продолжая опираться руками о стол, только лицо его приобретает все более растерянное выражение. Вслед за последней фразой Черданского наступает секунда мертвой тишины, и вдруг Дорохов произносит неестественно бодрым тоном, как будто он и вставал только затем, чтобы сказать эти слова.

Дорохов. На этом сегодня закончим, товарищи!